Загадать и принять
Шрифт:
— Не сейчас. Отойдет, тогда и подойди, — сказал Данко. — А вот успокоительного сама выпей.
— Не могу во все это поверить. Света…
— Все в шоке. Это понятно. Не может же она себя обвинить. Вот и ищет виноватых, — ответил Данко. Он поморщился. — Хотя мы все виноваты. Каждый о своем думал, о своих проблемах, вот и недоглядели.
— Я пыталась со Светой поговорить. Мы как раз обсуждали оценки детей, когда ты позвонил. Из-за проблем с Димой она решила, что вся ее надежда на беспечное будущее — это Пашка.
— А я не могу ее в этом осуждать. Вы с ней через многое прошли. Работали, во многом себе отказывали. Конечно, хочется, чтоб хоть когда-то все это закончилось. Не повезло с личной жизнью, так хоть пусть повезет в детях. Должен же быть
— Неправда все это. Я тебе уже говорила, что для ребенка хочешь самого лучшего. Не хочешь, чтоб он связался с плохой компанией, чтоб в жизни чего-то добился, чтоб аферистка не окрутила и сердце не разбила…
— Смешно это слушать от людей, которые сами ничего не добились в жизни, от тех, кто не может счастья в руках удержать, но при этом знают, как лучше жить другому человеку. Эль, никто не знает, что хорошо другому. Мы ведь разные люди. Все разные. Дети они ведь тоже люди. Как и женщины. Все имеют право на ошибки и победы. На любовь и ненависть. Вроде мы такие взрослые, законы знаем, а почему-то забываем о них, когда сталкиваемся в реальности с моментами, чтоб их применить. Я не могу судить, что для тебя лучше в этой жизни. Я не знаю, чем закончатся наши отношения. Мы ведь разные с тобой. Но мы можем прожить всю жизнь вместе и старость встретить, а можем через месяц разбежаться из-за какой-нибудь глупой ссоры. Я не знаю, каким вырастит Сережа. Он сложный парень. Может и тихий, на первый взгляд, но в душе у него спрятан вулкан. А прорвется ли этот вулкан или он его сможет усмирить, я не представляю. Но можно попробовать помочь нащупать дорогу, по которой стоит идти. Показать варианты. Не насильно тащить на нее, а показать. Или я ошибаюсь? Или надо ломать человека? Подстраивать его под себя, под свои мечты?
— Ты прав. Только это со стороны все видно, а когда сталкиваешься в семье, то материнская любовь, ответственность и амбиции затмевают логику и разум.
— Эль, но почему нельзя реализовать самому свои амбиции? Почему надо возлагать на кого-то надежды? Это как я хочу построить дом, поэтому я заставлю тебя устроиться на две работы и копить, отбирать на него всю твою зарплату, а сам буду работать пять дней в неделю по восемь часов, потому что меня моя работа устраивает. Или я не могу найти другую. Но ведь это моя мечта о доме. Значит и мои проблемы. Так и здесь. Хочешь денег — так заработай. Не можешь — так умерь свои амбиции. Зачем такой груз вешать на детей? Но и понять я таких матерей могу. Нет тут правых и виноватых. Эль, самое грустное, что нет.
— Ты сам говоришь, что мы неправильно детей воспитывали. Много на них повесели, — возразила я. — Значит, виноваты кто? Правильно, мы.
— В чем? В том, что хочется жить, а не выживать? В том, что встретили не того человека, который воспользовался наивностью и бросил молодую женщину с ребенком на руках, чтоб та выживала? Или запил до такой степени, что стал опасным грузом в квартире? Или нашел другую? Лучшую, не понимая, что все женщины лучшие, достаточно лишь посмотреть на человека, который рядом под другим углом? А почему так все случилось? Виноват мужчина? Или виновата семья, в которой все росли? Кто виноват? Государство, что поставило в тяжелые условия, когда родители вынуждены работать по двенадцать часов семь дней в неделю, чтоб жить нормально? Семья, которая и не семья вовсе, а чужие люди, которые существуют на одном пространстве? Кто-то додумывается сам, как все исправить, кто-то нет, так и живет, бегая за той далекой звездой, которая зовется лучшей жизнью. А рядом теряются близкие люди, которых перестаешь замечать за этой погоней. Знаешь, что самое противное? Вроде понимаешь, что все это неправильно, а изменить сложно.
— Сейчас все эти разговоры, как после драки кулаками махать. Пашки нет. Как Сережа эту травму перенесет? Как Света справится? Мы остались, а его нет. И самое противное, что на его месте мог быть и Сережа. Да, не был. Не случилось. А я его ведь так же могла потерять. Ты ведь помог его не потерять, — я вытерла слезы.
— Так же как и ты, мне помогла. Я действительно не знал, как жить дальше. Был тупик. Вернуться домой не позволяла гордость и глупое упрямство. Мог ведь, и замерзнуть, и с голоду подохнуть. Так что нам повезло друг друга встретить, — его колдовские глаза посмотрели на меня. После всего этого и в магию верить начнешь. Так же как и в судьбу.
Успокоительное отупляло. Оно действовало как анестезия, замораживая чувства. Ужин я приготовила на автомате, правда к нему никто почти не притронулся. Данко о чем-то разговаривал с Сережей у него в комнате. Я туда заглянула. Сережа лежал на кровати. Данко на полу сидел. Данко лучше меня найдет слова, которые Сережки нужны. Я же ушла в комнату.
Кто виноват в произошедшем? Хотелось бы найти виновных, чтоб успокоиться. Обвинить во всем Свету, себя, отцов, детей, жизнь? Только это не вернет Пашку, который, не выдержал и сломался. А мы этот момент проглядели.
Я вышла на балкон. Весенний день закончился прохладной ночью. Где-то брехали собаки. Внизу ссорилась пара, мамочка с коляской возвращалась домой под руку с мужем, которого ходила встречать. Подъехала скорая. Вскоре они уже выводили пожилую женщину. Помогали ей забраться в машину. Из-за поворота выскочила стайка детей с ковриками и рюкзаками. Закончилась гимнастика, которую проводили в подвале соседнего дома. Жизнь продолжалась. Люди жили, радовались и огорчались, смеялись, верили и надеялись, отчаивались, а Пашки больше не было. Только разве может иметь значения чья-то жизнь по сравнению с морем жизней в округе? Это же песчинка. Но порой и песчинка важна для моря. Виновных не было. Но вину никто не снимал. Оставалось только сделать все, чтоб такое больше не повторилось.
ГЛАВА 13
В кино обычно во время похорон идет дождь. Как будто небо плачет вместе со всеми. Даже если дождя нет, то его делают, не обращая внимания на светящее солнце. Люди в черном стоят около могилы, вытирают слезы и идет дождь. В день похорон Паши этого не было. Солнышко сегодня решило, что наступило лето. Птицы пели на разные лады. Только люди в черных одеждах и могила в искусственных цветах с черными лентами: «Помним. Скорбим». Хоронили Пашу в закрытом гробу. Сережа держался. Я не знала, стоило ли нам появляться на похоронах. Боялась, что Света начнет скандалить. Она сама позвонила. Сказала, когда все будет. Сережа в любом случае хотел поехать.
Все эти дни он не ходил в школу. Я и не заставляла. Почти не выходил из своей комнаты. Мы разговаривали в эти дни. Много разговаривали. Обо всем. Я очень боялась, что он уйдет в себя, замкнется, сломается. В глазах то и дело мелькала растерянность. Он словно что-то не понимал. И все это время пытался понять, что-то решить для себя.
Дима поддерживал Свету. Он все организовал, успокаивал Нику. Света не плакала. Смотрела на все потухшим взглядом. Постарела лет на десять. Когда все закончилось, то она подошла к нам. Тяжелое молчание.