Шрифт:
Каждого из нас хоть раз в жизни, да кто-нибудь предал. Но вот вопрос: кто ж в этом виноват? Предатель или тот, кто позволил себя предать? Напридумывал себе невесть что, поверил, что рядом с ним - хорошие люди. А нет тут никаких хороших людей. Одни говнюки и эгоисты. Разве они виноваты в том, что поступают в соответствии со своим характером? Нет. Виноват тот, кто видел в них чистые души и искренние дружеские намерения.
И не только дружеские. И как только я могла поверить в то, что Валерий Дмитрич на меня польстился? Что правда собирался провести со мной новогоднюю ночь здесь, в офисе? Ой,
– Никто не будет мешать...». Ну и где тут намек на свидание, а? Как я могла вообразить себе что-то подобное? Ну да, заигрывал. Ну да, дарил пару раз шоколадки и даже один раз - цветы. На день рождения. И что?
Нет. Пора снимать эти розовые очки. Никому я не нужна в свои тридцать пять. И хоть фигура еще при мне, а крем пока вполне успешно справляется с «гусиными лапками», видать, мужики-то все равно чувствуют, что молодость от меня потихоньку уходит. Вот и Валерий Дмитрич свинтил с сисястой молодухой: сама видела из окна, как он ее в машину грузил и букетом красных роз сверху утрамбовывал. А я осталась в офисе - на последнюю смену, дабы поддержать корпоративную культуру: «Мы рады клиентам триста шестьдесят пять дней в году!». Ну какие, нафиг, клиенты в отделе продаж строительных инструментов в самый канун нового года? Кому тут срочно понадобилось сделать крупный заказ на партию дрелей и бетономешалок?
Тишина. «Благодать». Нет никого. А что? Дмитрич не соврал. Так тихо, что слышно, как часы в его кабинете тикают. А на моих, электронных, восемь тридцать. Еще полчаса, и можно идти. Вот только куда? Я же все отменила и от поездки на дачу к Сереге тоже отказалась. Да и дома - шаром покати. Даже елка толком не украшена. Приду домой, смою этот зверский макияж и лягу спать. Глядишь, весь следующий год буду хорошо высыпаться.
С этой горькой мыслью я и закончила свой последний рабочий день. Плюнула на все и ушла с работы пораньше. А что? Премию Дмитрич все равно зажал, объяснив это «неудачным» годом. Ну да, его новый Лексус - это, конечно, неудача. Ему ведь всегда хотелось старый раздолбаный УАЗ Хантер, доставшийся мне от отца: чтобы и до деревни можно было сгонять, и по колдобистой трассе проехать без проблем. И квартиру в самых пикулях, чтобы добираться до нее подольше и всласть налюбоваться тем, как люди празднуют.
По тормозам я ударила на автомате. И откуда этот пьянчуга только свалился? Я ведь его чуть не задавила! Вот еще такой «радости» мне не хватало - сбить подвыпившего деда Мороза.
– Чего под колеса лезешь, мудила? Пешеходный переход там!
– я ткнула пальцем в сторону перекрестка. Очумевший дед послушно повернул голову и поглядел. Одобрительно покивал: дескать, и правда переход есть, вижу. Поднялся, слегка покачиваясь, отряхнул зад от снега.
– Ой, а подбрось до работы, девонька?
– неожиданно попросил он, разогнувшись.
– Еще три квартиры осталось обойти, а я на своих двоих, похоже, не успеваю.
– А вы пить меньше пробовали?
– Так ведь наливают, - развел руками дед.
– Не отказываться же.
Я вздохнула. Дедок был хороший. Настоящий. Даже борода не из ваты: серенькая, куцая. Костюмчик, похоже, из советского дома пионеров, а посох так и вовсе - палка с мишурой. Сразу видно: пенсионер на подработке. Пионер-пенсионер. Прям как я: на дежурстве и без планов на новый год.
– Ладно, садись. Только сиденье не запачкай.
Я открыла дверцу и дед, кряхтя, полез внутрь.
– Эх, хорошая у тебя машина, - одобрил он, кое-как пристегнувшись.
– Я в армии на подобной служил.
– Угу, - буркнула я, трогаясь с места.
– Только ломается часто.
– А мужик на что?
– дед поднял брови. Я только вздохнула. Наш мужик ездить на других привык.
– Тебе куда, дед?
– спохватилась я, проехав пару кварталов.
– А, на Северную. Дом шешнадцать, - прошепелявил он, щелкая зажигалкой.
– Эй-эй!
– я замахала руками.
– Тут нельзя курить!
Дед немного подумал. Убрал сигарету. Слава богу! Еще «Беломора» мне здесь не хватало. И где только он взял эту гадость?
– Шестнадцатый?
– переспросила я, сворачивая в свой район.
– Хорошо. Я как раз недалеко живу.
– Угу, - обрадовался старик.
Оставшиеся десять минут мы ехали молча. Я смотрела на дорогу, старик - на салюты.
– Все, приехали, - сказала я, припарковавшись между шестнадцатым и семнадцатым - моим - домом.
– Вон он, твой шестнадцатый.
– Ой спасибо, доченька, - радостно закряхтел дед, вытягивая свой потрепанный мешок.
– Давай хоть я тебе подарочек какой подарю, а?
– Вот еще, - отмахнулась я.
– Детям подари.
– А, детям родители покупают, - отмахнулся дед.
– Они нынче избалованные. Им все каки-то айфоны подавай. Так что я и не замудряюсь больше: насыплю в мешок всяких вещей ненужных, лишь бы полный был. Родители меня у дверей встретят, сверху свою коробку сложат, с бантиками да в цветастой бумаге. Так что давай, возьми что-нибудь на удачу, а?
– Ну, если только у тебя там правда хлам, - неожиданно для самой себя согласилась я.
– А то, - улыбнулся дед, растягивая узел.
– Солонка одна, книжки, коньки старые. Бери, вдруг повезет?
Я запустила руку. Мешок еще дышал морозом: не прогрелся в машине. Оттуда пахло кожей, нафталином и пылью. Порывшись немного, я ухватила за уголок какую-то книжку: всяко лучше, чем солонка или старые коньки.
– Ну-ка, чего там?
– с интересом вытянул шею дед.
– Ой ты, батюшки! А я думал, потерял его.
– А что это?
– спросила я, ворочая донельзя обшарпанную книжку в расклеившейся обложке.
– О-о!
– старик многозначительно поднял палец.
– А ты загляни.
Я послушно открыла книжку посередине. На желтых листах, разлинованных узкими полосочками, виднелись разношерстные записи.
«Хочу новую шаль», - гласила первая.
«Хочу, чтобы от Симки мужик ушел», - вопила косыми чертами вторая.
«Хочу, чтобы папа больше не пил», - осторожно просила третья.
«Хочу, чтобы советская власть исчезла!», - требовала четвертая.