Загадка архива
Шрифт:
— Пауль Михэйляну ни о чём не спрашивал вас в связи с этой историей?
— Его зовут Пауль Михэйляну? — переспросил адвокат, явно желая показать своё презрение — знак того, что он не забыл допроса и тона, которым говорил с ним бывший следователь. — Нет, он меня ни о чём не спрашивал!
Они покинули адвоката с чувством, что потеряли понапрасну значительную часть своего дорогого времени…
Направляясь к своему кабинету, Эмиль пытался восстановить текст медицинской экспертизы, составленной при вскрытии. Он читал его много раз и знал почти наизусть. Там не было ничего — ни малейшего указания или
Единственным пунктом судебно-медицинской экспертизы, который мог бы свидетельствовать о преступлении, была лёгкая царапина на правой руке жертвы — как раз той руке, в которой она держала револьвер.
Эмиль вдруг раздумал идти к себе. Повернувшись, о направился в сторону бульвара Каля Викторией. Он реши что пойдёт в Библиотеку Академии и сам полистает газеты того времени: может быть, он найдёт там что-нибудь новое.
Самые интересные соображения по поводу прекращения следствия принадлежали одному репортёру, известному своими скандалами и процессами, которые возбуждали против него за «клевету».
В статье под заголовком «Око правосудия или куриная слепота» репортёр писал:
«…То, что правосудие слепо — как, впрочем, слепа и богиня Фортуна — факт общеизвестный. Входя в здание суда, этого “храма потерянных надежд”, каждый гражданин видит первым делом богиню Фемиду с весами в руках и с… завязанными глазами! Можно сказать, что она закрыла глаза, чтобы не видеть, кого опускают на чаши весов, но так же точно можно утверждать, что она “закрывает глаза” на то, что каждый раз кто-нибудь нажимает на одну из чаш, тем самым… обвешивая её! Значит, справедливость, как и деньги, распределяется с закрытыми глазами. Мы понимаем, почему правосудие не должно видеть! Некоторые говорят, что оно “не может” или, мол, ему “запрещают” видеть. Но отсюда до куриной слепоты — целая пропасть!
На вопрос: “Кто убил певицу Беллу Кони?” — богиня Фемида подмигивает нам из-под своей импровизированной повязки. Что же касается автора этого репортажа, ему слишком часто приходилось бывать в “храме потерянных надежд”, чтобы он ещё смел высказать своё мнение — тем более что на этот раз ему пришлось бы иметь дело с самими служителями Фемиды. Поэтому он лишь подводит итоги:
Подозреваемые:
1. Актёр — галантный, талантливый, обаятельный — заявляет со своей знаменитой улыбкой на устах: “Да, дорогой! Это я её убил, дорогой! Потому что она хотела сделать меня отцом!”
Вопрос: Что с алиби актёра? Насколько мы помним, о нём ничего не было сказано.
2. Капитан кавалерии, столь же прямой, сколь и заносчивый: “Я мог бы её убить, но не сделал этого!”
Вопрос: В какой бар пошёл господин капитан после совершения преступления? (Извините, я хотел сказать: после того, как он проводил актрису домой.)
3. Грек (а не турок!) [3] , который платит: “Вчера у меня был грипп!”
Вопрос: Проверено ли, покупал ли он аспирин?
3
Турок платит — говорят в Румынии о человеке,
4. Господин Филип Косма — симпатичный, обаятельный, общительный директор ресторана: “Конечно, найдутся свидетели, которые скажут, что во время убийства танцовщицы меня видели в ресторане, но найдутся и такие, которые будут утверждать обратное…”
Вопрос: Правда ли, что он хотел жениться на несчастной артистке?
5. Политический деятель, перед которым могли бы широко распахнуться двери в будущее… при условии, чтобы это будущее существовало: “Это политическое мошенничество!”
Вопрос: А свидетельство одного из его политических “соратников”, подтвердившего алиби, не может ли быть, в свою очередь, политическим контр-мошенничеством?
6. Кто-то! Кто-то, кто позвонил по телефону! Кто-то, кто вышел из дому! Кто-то…
…Кто может быть одним из пятерых, но так же точно может быть и шестым!
Следователь Пауль Михэйляну, талантливый криминалист, не раз доказавший нам, что может быть и Шерлоком Холмсом, и Мегре, и Детективом X, на этот раз превзошёл самого себя, преподнеся нам пятерых виновных вместо одного-единственного, который нужен правосудию — не тому, что болеет куриной слепотой, а другому…
Благодарим вас, господин Пауль Михэйляну! Вам удалось так хорошо запутать дело, что уже никто больше не сможет его распутать! Ведь не посадите же вы в кутузку пятерых убийц, совершивших одно убийство!
Итак… дело производством прекращается! Кстати, приближаются выборы. Кто станет теперь вспоминать о какой-то несчастной танцовщице, убитой у себя в квартире и оставившей двухлетнюю дочку?»
Репортёр, способностей которого не мог не признать Эмиль, сумел в нескольких строчках задать ключевые вопросы, в какой-то мере расчистив почву от множества мелочей и посторонних показаний всевозможных свидетелей, которые примазались к следствию только для того, чтобы увидеть своё имя в печати.
В двенадцать часов дня Эмиль был у себя в кабинете. Он уже собирался позвонить Ане и назначить ей встречу на вечер, чтобы нанести визит Джордже Сырбу, когда увидел на своём письменном столе папку с надписью: «Для Эмиля Буня».
Эмиль узнал почерк майора Николау и улыбнулся: «Кто его знает, какие осложнения опять готовит мне майор?..» Он открыл папку. В ней были все документы, протоколы и показания, связанные с кражей браслета.
Что хотел сказать майор Николау?
Эмиль погрузился в кресло и положил папку на колени. И, уже собираясь начать листать её, вдруг вспомнил, что ему нужно связаться с Аной. Он встал и набрал её номер.
— Ана?
— Да… что с тобой? Куда ты исчез?
— Знаешь что? — сказал Эмиль, не отвечая на её вопрос. — Что если ты одна пойдёшь сегодня к Джордже Сырбу? Ты ведь его поклонница!
— Что я буду делать там одна? — испугалась девушка.
— Прошу тебя, Ана! — настаивал Эмиль. — Я должен изучить одно досье. Завтра утром я скажу тебе, о чём идёт речь.
На другом конце провода не было слышно ни звука.
— Ну, что скажешь? — снова спросил Эмиль.
— Хорошо! — сдалась Ана. — Надеюсь, он не убьёт и меня «со своей знаменитой улыбкой на устах».