Загадка Безумного Шляпника
Шрифт:
– Нет, что вы! – негодующе возразил Эрбор, вцепившись в подлокотники. – Это мне и в голову не приходило! Я боялся, что вы так подумаете, как сегодня подчеркнул один из ваших коллег. И я постарался довести до вашего сведения, что, если бы я это сделал, меня невозможно было бы привлечь к ответственности по закону. Но, инспектор, я этого не делал. Могу присягнуть. Признаю, что эта мысль приходила мне в голову, но я ее отверг. Это было бы нелепо и неразумно, и если бы меня обнаружили… Нет, нет! Я не нанимал вора. – Он развел руками. – Когда выяснилось, что рукопись украдена, для меня это было таким же потрясением, как и для сэра Уильяма. Я впервые узнал о краже, когда он позвонил моим друзьям, Спенглерам, в воскресенье вечером… чтобы убедиться, нахожусь ли я там. Но затем…
Он поймал холодный взгляд доктора Фелла и заговорил еще с большей горячностью. Доктор Фелл и Рэмпоул знали, что он говорит правду.
– Затем, в тот же вечер, только намного позднее, Спенглерам опять позвонили и пригласили меня к телефону.
– Ага, – пробормотал доктор. – И кто же звонил?
– Этот человек отказался назвать свое имя. Но я был почти уверен в том, что знаю его голос. У меня довольно хороший слух, и я был уверен, что знаю, кому он принадлежит, хотя до этого слышал его только один раз. Я подумал, что это голос мистера Дрисколла.
Доктор Фелл вздрогнул и яростно уставился на Эрбора, который встретил его взгляд с упрямым спокойствием. Эрбор продолжал:
– Я мгновенно обдумал ситуацию и все понял. Я встретился с этим юношей за неделю до того на обеде, во время которого бросал небрежные замечания и исключительно понятные намеки на рукопись По. Кроме него, мисс Биттон и сэра Уильяма, за столом никого больше не было… Таким образом я убедился, где я мог слышать этот голос. Он спросил меня, желаю ли я приобрести рукопись По, принадлежащую сэру Уильяму Биттону, и привел мне такие подробности разговора во время того обеда, что у меня отпали последние сомнения. Он спросил, какую сумму я готов заплатить, если он передаст мне рукопись, не задавая никаких вопросов.
Я… э… я привык к быстрым решениям и безотлагательным действиям, инспектор. Я был уверен, что имею дело с членом семьи. Правда, голос был нарочито хрипловатым, но я без труда распознал его. Иметь дело с членом семьи – совсем не то, что с наемным вором. Если возникнут какие-либо неприятности, то скандала легко избежать. Во всяком случае, против меня не смогут возбудить дело. Этот человек, естественно, не знал, что владельцем рукописи являюсь я сам, об этом никому не было известно. Следовательно, если он вздумает после кражи шантажировать меня, я могу позволить себе посмеяться над его затеей. То есть в данных обстоятельствах он будет единственным, кто рискует.
Я мгновенно оценил свое положение, инспектор, и пришел к выводу, что это будет самым простым и легким решением моей проблемы. После того как рукопись окажется у меня в руках, я всегда могу направить сэру Уильяму письмо с информацией о моем праве на нее и отослать его к моим адвокатам, если он мне не поверит и пожелает обвинить меня в краже чужого имущества. Я понимал, что он этого не станет делать. Кроме того… э… понятно… – Эрбор нерешительно замялся, – что стоимость комиссионных… э…
– Вы могли пообещать звонившему любую сумму, какую тот назовет, – равнодушно сказал доктор Фелл. – А получив рукопись, дали бы ему каких-нибудь пятьдесят фунтов и заявили бы, что остальные он не получит, так как она принадлежит вам, следовательно, по закону он является вором, который украл ее для собственной наживы. А сумма в пятьдесят фунтов намного меньше, чем та, которую вам пришлось бы заплатить Биттону.
– Значительно меньше. Вы… вы, инспектор, очень правильно изложили дело. – Кивнув, Эрбор несколько раз нервно затянулся дымом. – Я согласился на условия неизвестного и спросил, при нем ли рукопись. Он ответил утвердительно и опять спросил, сколько я за нее заплачу. Я назвал довольно приличную сумму. Тот медлил соглашаться, и я назвал сумму намного большую. Я ничем не рисковал. Он согласился и сказал, что назначит время и место нашей встречи в течение следующего дня, позвонив Спенглерам. Он подчеркнул, что я не должен делать попыток установить его личность, и заявил, что он найдет средство полностью скрыть это от меня. Я только улыбнулся.
– Далее? – подтолкнул его доктор.
– Я… э… Естественно, я попытался выяснить, откуда звонили. Это оказалось невозможным, хотя в книгах это делается довольно легко, как я заметил. Но как я ни старался, ничего не получилось: мне коротко объяснили, что это невозможно сделать.
– Продолжайте.
Эрбор оглянулся через плечо. К нему вернулось прежнее волнение, он тревожно вглядывался в темные углы, просыпав при этом пепел с сигареты на костюм и даже не заметив этого.
– Я спокойно дожидался встречи… э… я бы сказал, с легким сердцем. На следующий день, то есть сегодня, я, как обычно, направился по своим делам. Я посетил Тауэр, что намеревался сделать давно, где провел время в точности таким образом, как вам говорил. Затем меня задержали у выхода, когда я собрался уходить, сообщив об убийстве, что меня не слишком огорчило в тот момент. Я даже подумал, что с удовольствием полюбуюсь на работу прославленного Скотленд-Ярда, решив, что убили какого-нибудь преступника. Поэтому я был даже доволен и решил, что постараюсь быть хорошим свидетелем, если меня найдут нужным допросить.
Эрбор снова поправил очки.
– Вы, инспектор, потрясли меня, когда начали допрос с рукописи По. Но даже при этом, льщу себя надеждой, я был спокоен и… вы меня простите… даже торжествовал над вами. Да, я нервничал, воображал себе всякие проблемы, но удачно вас провел. И только когда вы назвали имя убитого… – Он вытащил шелковый носовой платок и промокнул лоб. – У меня больное сердце, инспектор… я не мог предусмотреть, что оно выдаст мою слабость. Воображаемые проблемы приобрели угрожающий и страшный характер. Дрисколл, по моему согласию, обещал доставить мне рукопись и теперь был убит. Даже сейчас я должен сделать вывод, что из-за нее он и поплатился жизнью. Я с ужасом подумал, что и сам могу оказаться замешанным в это дело как какой-нибудь соучастник. В дело об убийстве! – Он содрогнулся. – Как я сказал, инспектор, я книжный, кабинетный человек. Это отвратительное преступление… Я не знал, каким образом оно может напрямую касаться меня, но опасность этого присутствовала. И где же тогда рукопись? Вы не обнаружили ее на теле убитого. И я понял, что вы вообще ее не нашли. Я готов был о ней забыть. Вы видели, больше того – я не намеревался разыскивать ее, потому что поиски могли обнаружить какие-либо улики, которые привели бы ко мне.
– Пока что все понятно, – сказал доктор. – Что было потом?
Рэмпоул был озадачен. Если уж доктор на чем-то упорно настаивал, то это на том, что Дрисколл никогда бы и не подумал передавать рукопись Эрбору. Но вот он сидит, важно кивает и пристально смотрит своими проницательными глазами на коллекционера, как будто верит каждому его слову. И Рэмпоул, в свою очередь, был готов верить Эрбору. Было лишь одно объяснение – Дрисколл в момент полной паники сделал Эрбору предложение, опасность которого он понял на следующий день, когда более или менее успокоился, и тут же решил отказаться от этой безумной идеи…
– А сейчас, – сказал Эрбор, старательно откашлявшись, – сейчас, инспектор, я перехожу к самой странной и невероятной части своего рассказа. Учитывая мое слабое сердце, можно считать просто чудом, что я еще не умер. Если бы вы только могли себе представить…
– Сразу после того, как вы ушли из помещения охраны, – медленно перебил его доктор, – вы страшно испугались за свою жизнь, и этот страх заставил вас в полной панике уехать в Голдерс-Грин. Что же это было?
Эрбор убрал платок в карман пальто, казалось, он приближается к решительному и рискованному моменту своего рассказа и медлит, как на краю пропасти, придерживая очки.