Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД
Шрифт:
Гусев на мгновение смешался, но затем нашелся и ответил:
– Петрович, ты, пожалуйста, не серчай, мы в момент все погасим, только червячка заморим.
– Червячка?! Смотри, чтоб потом он вам в одно место не клюнул!
– Командир, но с пустым желудком много не навоюешь! Не подведем! Не первый раз, все, что требуется, в момент уберем! – недружно и как-то по-ребячьи загалдели бойцы.
– Уберем! Развели здесь санаторий, дым коромыслом валит! – все еще продолжал ворчать Дроздов, но, встретившись с голодными глазами бойцов, махнул рукой и уселся на кем-то подставленный чурбак. Вслед за ним к котлу подтянулись и все остальные. Какое-то время в кошаре были слышны только позвякивание ложек,
После позднего завтрака бойцы загасили костер, разобрали дымоход и принялись за маскировку, а Дроздов отправился осматривать подходы к кошаре. На этот раз придирчивому глазу не за что было зацепиться, и тут капитану пришла в голову неожиданная мысль, и чем больше он над ней задумывался, тем более привлекательной она казалась. Местность вокруг кошары как магнит притягивала к себе. Ровный, словно стол, альпийский луг заканчивался густым подлеском, подступавшим почти вплотную к загону для овец. Сразу за ним начинался настоящий бурелом, в котором легко было укрыться не то что десятку человек, а целой роте. Все это создавало идеальную позицию для того, чтобы днем прятаться от воздушной разведки, а при появлении отряда НКВД успеть скрыться в горах. Дроздов оценил все достоинства этой позиции и утвердился в своем решении – превратить кошару в приманку и ловушку для абверовских диверсантов.
В то время как он с бойцами занимался подготовкой западни для гитлеровцев, рейдовые группы «Бук» и «Самшит», добравшись до перевала, перекрыли подход к Тропе абрека. Опытные следопыты, они тщательно обследовали каждый клочок местности. От наметанных глаз не ускользнули ни поломанные ветки, ни примятая трава, ни старые кострища, но свежих следов пребывания человека обнаружить так и не удалось. Разведчики залегли в засаде и, напрягая слух, пытались поймать каждый звук в этом белом безмолвии в надежде услышать подозрительный треск ветки или шорох осыпающихся камней под неосторожной ногой.
Потянулись минуты и часы томительного ожидания. Солнце поднималось к зениту, под его яркими лучами туман быстро рассеивался, и перед глазами бойцов во всем своем величии предстала грандиозная панорама Кавказских гор. Алмазной россыпью в бесконечной бирюзовой вышине неба вспыхнули ледники на склонах гор Гойхт, Пшиш и Большой Псеушхо. Размытая тень гигантов, словно шагреневая кожа, мгновенно съежилась и исчезла на дне глубоких ущелий. Девственно чистый снег искрился и сверкал нестерпимым светом. Малахитовыми пряжками на каменном поясе проступали среди скальных разломов лесные пади. Воздух стал удивительно прозрачен и чист, необъятный горизонт, сбросив туманную пелену, раскрыл свои бескрайние границы.
Группа гитлеровских диверсантов перед выходом на задание
Разведчики приободрились и принялись тщательно изучать каждую складку на склонах гор, но пока ничто не говорило о присутствии диверсантов. Они будто растворились в воздухе, и снова, в который уже раз, бойцам пришлось запастись терпением и ждать, ждать, ждать. Это слово так много значило в той беспощадной борьбе, которая молниеносно перетекала из изматывающего и сонного марева ожидания в жестокие вспышки противостояния лицом к лицу. Каждый разведчик прекрасно знал, чем заканчивается это невыносимое, столь необходимое и противоречиво-спасительное состояние – ждать.
Эфир по-прежнему молчал, радисты лишь изредка обменивались короткими радиограммами. Первый боевой сигнал поступил от командира группы «Самшит» после обеда. Его наблюдатели засекли в развалинах старой мельницы подозрительную группу красноармейцев, и на базе все сразу пришло в движение.
Дроздов и бойцы из группы захвата на одном дыхании пронеслись по склону к стоянке машин, быстро запрыгнули в полуторку и ринулись на место. Однако, не успев проехать и нескольких километров, они вынуждены были возвратиться обратно. От «Самшита» поступил отбой: захваченных в плен красноармейцев пришлось отпустить – к гитлеровским диверсантам они не имели никакого отношения, командиры расквартированных неподалеку саперного батальона и батареи ПВО признали в перепуганных до смерти бойцах своих подчиненных.
Потом еще трижды радисты поднимали на ноги группу захвата, но всякий раз тревога оказывалась ложной: задержанные оказывались либо бродягами, либо местными жителями. Первая серьезная информация поступила от местного кустаря-жестянщика, промышлявшего на разоренных войной хуторах. На одном из них – Ореховом – он неожиданно наткнулся на «новых хозяев» и едва успел унести от них ноги. Радист «Бука» немедленно доложил о них на базу, и там снова все пришло в движение.
Через несколько минут группа захвата вместе с Дроздовым сидела в полуторке и неслась к Ореховому. Отчаянный водитель Яша, в пилотке, по-пижонски сдвинутой чуть вбок и вперед, каким-то чудом удерживал машину на крутых поворотах и, не обращая внимания на крики летающих по кузову бойцов, выжимал из нее все, что можно. До хутора было не меньше семнадцати километров, дорога – совершенно непредсказуемая, но этот молодцеватый гонщик, умевший из самой старой техники выжимать все возможности, ухитрился домчаться до места менее чем за полчаса. У насосной станции дорогу машине преградил скатившийся со склона сержант Фомин, командир группы «Бук». Яша едва успел ударить по тормозам, чтобы не сбить его бампером, знаменитая пилотка, не удержавшись, слетела водителю на колени. Дроздов, не дожидаясь остановки, выскочил из машины и на ходу уточнил:
– Они?!
– Нет! Опять пустышка! – в сердцах ответил Фомин.
– Уверен?
– Почти на все сто, только что одного взяли!
– Где?
– Здесь рядом.
– Веди показывай.
Фомин нырнул в кусты и, словно архар, заскакал по скалам. Разведчики едва поспевали за ним, хорошо хоть бежать пришлось недолго – через сотню метров группа выскочила к развалинам мельницы. Там, под стеной, лежал связанный по рукам и ногам, грязный, заросший густой щетиной красноармеец. Задрав голову, он очумелыми от страха глазами вытаращился на Дроздова, потом задергался всем телом и, силясь что-то сказать, нечленораздельно замычал сквозь кляп.
– Кто такой? – спросил тот.
– А, шваль окопная! Дезертир ё…! – выругался Фомин и с презрением сплюнул на землю.
– Сколько их?
– Если не брешет, то четверо.
– Вооружение?
– Хилое: один автомат, два винтаря и парочка гранат.
– М-да… – неопределенно протянул Дроздов, затем кивнул Фомину, приглашая его отойти чуть в сторону, и спросил: – Что предлагаешь?
– А чего тут предлагать, командир, уберем эту б… мразь по-тихому, и точка. Особистам в полках и трибуналу меньше работы, и нам за тылы нечего будет беспокоиться. Не таскать же их с собой, командир.
– Легко сказать, а если тихо не получится, то вспугнем Загоруйко!
– Но и так оставлять нельзя! Торчат эти б… как кость в горле.
– И то правда. Надо кончать! Сам справишься или бойцами помочь?
– Своими силенками обойдемся! Я этих поганых шакалов на «живца» вытащу и на кукан посажу.
– Смотри не переиграй – нам тут симфонический оркестр не нужен.
– Обижаешь, командир!
– В общем, смотри, чтоб все прошло без шума и пыли! И позаботься еще раз проверить все следы вокруг!