Загадка Катилины

Сейлор Стивен

Никаких извинений по поводу нашей задержки сочинять не пришлось, потому что Вифания сама только что вернулась после похода по лавкам, окружавшим Форум. Для Дианы она купила куклу с зелеными стеклянными глазами, для Менении — желто-голубой шарф, а для себя — маленький гребень из слоновой кости. Я проворчал про себя, что у меня сгнило все сено и мне теперь едва удастся свести концы с концами до следующего лета. Но как мне лишить Вифанию удовольствия пройтись по лавкам — того, что ей так долго недоставало?

Носильщики принесли нас

обратно в дом на Эсквилине, и Экон их отпустил. Ужинали мы за столом в саду. Присутствовали только члены семьи. Женщины были в столах, мужчины в тогах. Метон находился на почетном месте. Он никогда еще не лежал на обеденном ложе в таком одеянии, но неплохо справлялся с этим и не пролил на свою тогу ни капли вина.

Говорили в основном о семейных вопросах. Экон с Мененией хотели еще кое-что отремонтировать в доме, я им рассказывал про поместье. Обсудили сегодняшнее пророчество, которое все сочли значительным — все, кроме Вифании, находящей римскую религию слишком простой по сравнению с запутанными верованиями и обрядами египтян. Она, правда, и не думала смеяться над церемонией; она только спросила, были ли у орла человеческие черты. Менения скрыла улыбку за папирусным веером.

О Цицероне и Каталине не проронили ни слова; ни разу также не упомянули ни выборы, ни тело без головы, чему я был бесконечно рад.

Когда все уже спали, я вышел прогуляться в сад. Желтый навес убрали, и теперь сад освещал яркий свет. Я слушал тихое журчание воды, смотрел на ущербную луну и звезды, отражавшиеся в воде. Под лунным светом камни казались серебряными, а цветы в саду — покрытыми серым пеплом.

Сколько же ночей я провел здесь, отдыхая от городских тревог, от суматохи Форума, как и в поместье; в некоторых отношениях мне казалось, что здесь даже безопаснее. Я сел на скамейку возле фонтана и прислонился к колонне, спокойно всматриваясь в звездный купол неба.

Тут из-за портика послышался звук босых ног, такой знакомый, что я даже не оглянулся.

— Метон, — сказал я тихо.

— Папа.

Мой сын вошел в сад. Тогу он уже снял, и на нем было только нижнее белье. Когда он приблизился ко мне, я подвинулся, указывая ему, чтобы он сел рядом со мной, но Метон вместо этого подошел к соседней скамейке, сел и уставился на меня.

— Тебе не спится, Метон? Или слишком жарко?

— Нет, дело не в жаре.

Косой лунный свет искажал его лицо — оставляя в тени глаза, выделял часть носа и придавал губам необычную остроту, словно они были высечены из мрамора.

— Тогда ты просто возбужден из-за хлопотного дня.

Он долго молчал.

— Папа, я теперь мужчина, — сказал он наконец.

— Я понимаю, Метон.

— Я теперь не мальчик.

— Да, Метон, я знаю.

— Тогда почему ты обращаешься со мной как с ребенком?

— Потому что… что это значит?

— Ты многое скрываешь от меня. Шепчешься за моей спиной. А вот Экону ты все рассказываешь.

— Потому что Экон…

— Потому

что Экон мужчина, а я мальчик?

— Нет, Метон, не поэтому.

— Потому что Экон родился свободным, а я нет?

— И не поэтому, — сказал я, устало тряся головой.

— Но я мужчина, папа. Так говорят закон и боги. Почему ты не веришь этому?

Я посмотрел на его чистые щеки цвета белых роз, которые брадобрей впервые в жизни обрил сегодня днем. Я посмотрел на его тонкие руки, узкую грудь. Но все-таки руки его не настолько слабы; за год жизни в сельской местности у него появились мускулы. И грудь у него не настолько уж узкая, он стал немного раздаваться в плечах. Ноги были все еще длинными, но не тощими, на них теперь выступали мускулистые икры.

Что же произошло? Я в удивлении смотрел на него, словно лунный свет его неожиданно преобразил.

— Ты относишься ко мне как к ребенку, папа. Ты знаешь, что это правда. Ты не хотел, чтобы я пошел в Сенат…

— Ты здесь ни при чем. Я сам не хотел идти туда…

— А как насчет безголового тела, которое мы нашли в конюшне? Ты обошелся со мной так же, как с Дианой.

— Вовсе нет. Ее я отослал, а тебе показал, как нужно обследовать труп — хотя, насколько я помню, ты не очень-то склонен был внимать этому уроку.

— Но ведь я смотрел! И я говорю не о том, чтобы позволять мне смотреть на трупы. Я говорю о том, когда ты начал размышлять над происшествием. Ты никогда не доверял мне свои мысли. Вместо этого ты послал за Эконом в Рим, чтобы поговорить с ним наедине.

— Я не посылал за Эконом.

— Но он говорит о другом.

— Ах, да, я понимаю, что вы с ним разговаривали за моей спиной.

— Мы доверяем друг другу, как брат брату. И я хочу, чтобы ты тоже доверял мне. Потому что я теперь взрослый человек. Потому что я тебе нужен — я помогу тебе охранять маму, и Диану, и тебя…

— Меня?

Образ найденного в Байях маленького мальчика, спасающего меня от наемных убийц, настолько поразил меня, что я потряс головой. Это я должен был всегда защищать и охранять его. Конечно, он теперь не маленький. Но я все-таки пока еще сильнее его, хотя в нем и больше жизненной силы.

— Да, телом ты изменился, но что касается остального…

— В остальном я все еще ребенок. Я знаю, что тебе так кажется, но где доказательства?

Эти слова отдались в моем сознании каким-то странным эхом. Где-то я их уже слышал?

— Но это неправда, папа. Ты не знаешь, о чем я размышляю. Я тоже беспокоюсь из-за того тела, и из-за того, что у нас гостил Катилина, и что в Риме происходят такие ужасные вещи. Я видел, как днем с тобой говорил Марк Целий. Я заметил, как у тебя изменилось лицо. О чем вы говорили? Что ему нужно? Почему ты ничего не говоришь, вдруг я смогу тебе помочь? А ведь Экону ты все расскажешь, не правда ли?

— Ах, Метон, как ты сможешь помочь мне, когда даже я сам не знаю, как мне поступить?