Загадка Красной вдовы

Карр Джон Диксон

— Хорошо, если уж вам так хочется, — терпеливо согласился Г. М. — После того как вы пошли спать, вы слышали какой-нибудь подозрительный шум или что-нибудь еще?

— Нет.

— Видели свет? Кто-нибудь ходил но коридору?

— Нет. Я так устала за вечер, что сразу уснула, и проснулась, только когда услышала звуки борьбы, доносящиеся снизу.

— Ясно. Вот и все; о чем я еще могу спросить? Если мы хотим напасть на след убийцы, нам придется анализировать, как он действовал при включенном свете и на виду у свидетелей. Так что вернемся к Бендеру. Если хотите, против воли, но все же вернемся. Не носил ли он с собой записную книжку? Вы не замечали?

Джудит отбросила волосы на спину.

— Я… я не знаю! Не помню. Никогда не обращала на него особого внимания. Он… — Она вздрогнула, когда в комнату, словно бомба, ворвался Алан.

— Г. М., вы просили меня привести Изабеллу. Придется немного подождать. — Он был раздражен. — Она еще очень слаба, и Арнольд говорит, что ее нельзя беспокоить. Так, задание я выполнил. Дальше! Черт побери, Джудит, что за бред? Тебя обвиняют в краже моих дротиков?

— Алан, успокойся. — Джудит улыбнулась. — Все в порядке. Я оправдана. Или буду оправдана, как только мистер Мастерс сделает телефонный звонок. Они ничего не хотят знать о Гае. Они только и делают, что расспрашивают меня о каких-то записных книжках.

Мантлинг где шел, там и застыл.

— Записных книжках? Каких записных книжках?

— Мне уже надоело изображать из себя попугая, — сказал Г. М. Он с мрачным видом пытался приладить к пиджаку сапфировую булавку, — но все же повторю еще раз. Полагаю, вы не видели у Бендера записную книжку? Нет? Я так и думал.

— Я не… Видел, черт меня побери! — неожиданно сказал Мантлинг. Он с подозрением посмотрел на Г. М., и его вид, казалось, его успокоил. — Видел я у него записную книжку. Большая, в кожаном переплете, с выбитыми на нем инициалами Бендера. Вчера ночью, когда он переодевался к ужину, она лежала на столе у него в комнате.

— Продолжайте! Продолжайте!

— Да не подпрыгивайте вы так! Что такого с его записной книжкой? Вчера вечером я пошел наверх переодеться. Было довольно рано. Я хотел предупредить его, что ужин переносится на более позднее время из-за… нашего эксперимента, и сказать, чтобы он не вздумал трепать о нем языком с Арнольдом, когда тот придет за Джудит. Я заглянул в комнату Бендера. У него там есть ванная. Он был в ней. В комнате была разложена его одежда, а на столе лежали вещи, которые обычно носят в карманах. Ну, вы понимаете: часы, ключи… Так вот, там была еще большая записная книжка. — Лицо Мантлинга потемнело. — Я решил, что она для эскизов. Он ведь выдавал себя за художника. Парень был нервным — не хуже вашего. Когда я заглянул в ванную, он брился. Услышав мой голос, он подпрыгнул почти на фут в высоту и здорово порезался бритвой…

Мантлинг явно не заметил того эффекта, какой произвели его простые слова на четырех слушателей. Мастерс долго переваривал услышанное, а когда переварил, сказал:

— Э… э… подождите, сэр! Вы уверены, что он порезался?

— Конечно, уверен! Разумеется! Я сам ему за йодом ходил. Рана была похожа скорее на укол — он зацепил себя краем бритвы, но крови вылилось много. Он всю раковину перепачкал. Шума он поднимать не стал, но я удивился, с чего бы ему так нервничать.

— Сэр! Вспомните, пожалуйста, в каком месте он порезался. Может быть, слева, под нижней челюстью?

Мантлинг стал вспоминать, щупая челюсть то справа, то слева.

— Правильно! С левой стороны! Я помню, потому что стоял ближе к ванне, помогая ему. А что?

— Конец, — сказал Г. М., — предел. Мне уже все равно. Я дошел до ручки!

Мастерс, увидев, что Мантлинг удивлен такой бурной реакцией, поспешил все объяснить, взяв тон учителя, увещевающего непослушного школьника:

— Понимаете, ваша светлость, ваше заявление ставит нас в трудное положение. Единственной раной на теле Бендера был небольшой порез под челюстью. Мистер Бендер (в том нет никаких сомнений) умер от того, что в его кровеносную систему через свежую рану проник яд, который убил его в течение десяти минут. Но если он порезался при бритье за несколько часов до смерти… яд не мог быть введен через порез. Верно? — Он печально посмотрел на Г. М.: — Сэр, взявшись за расследование дела, я позволил себе подшучивать над вами. Теперь мне не до шуток. Сначала мы обнаружили, что для убийства Бендера не использовались дротики. Затем мы узнали, что на тех дротиках, которые могли быть использованы, нет яда. Теперь, даже если бы мы и поняли, откуда мог взяться яд, у нас нет раны, через которую он проник в тело Бендера. Вы хотите что-нибудь сказать?

— Хочу, — сказал Г. М. — Налейте мне, старику, чего-нибудь покрепче.

Глава 16

ШПРИЦ

Терлейн и Г. М. обедали в «Диоген-клубе», куда старик ходил почти каждый день. «Диоген-клуб» располагается на Пэлл-Мэлл, прямо напротив «Клуба Старейших Консерваторов», к которому большинство членов «Диогена» относится настороженно, считая его шумным и неспокойным заведением, куда не мешало бы почаще заглядывать полиции. В «Диогене» родилось великое множество анекдотов о клубной жизни; среди них, надо признать, и те, что описывают каталептический сон в креслах, которым грешат многие его завсегдатаи. Но его кухня превосходна, а винный погреб еще лучше. В нижних залах и комнатах — кроме комнаты для посетителей — свято соблюдается суровое правило «Диоген-клуб»: «Здесь братья либо говорят на латыни, либо хранят молчание»; именно благодаря данному правилу, сказал Г. М., он счел это место незаменимым для того, чтобы сидеть и думать, — впрочем, чаще для того, чтобы просто сидеть.

Расправившись с плотным ленчем, подкрепленным изрядным количеством спиртных напитков, Г. М. и Терлейн уютно устроились в комнате для посетителей, у окна, похожего на бойницу, и принялись спорить. На улице лил дождь; он был такой сильный, что выходящие на улицу члены клуба, понимая, что от зонтов толку мало, бросались под него, как в омут, так и не раскрыв их. Г. М. сказал, что ожидает звонка от сэра Джорджа Анструзера, с новостями, которые должен передать ученый из Дорсетшира.

— Вряд ли его сведения нам сильно помогут, — сказал он. Он рисовал синим карандашом на блокнотных листах пасквильные карикатуры на старшего инспектора Хамфри Мастерса. — Но может быть, нам будет от чего оттолкнуться. Может быть, пергамент окажется ключом, который нам так нужен. Ад меня побери, я себя чувствую, будто меня черти поджаривают на жарком огне преисподней. И вот почему: я не могу понять, как сработал трюк, несмотря на то что имею вполне ясное представление о том, кто совершил оба убийства.

— Полагаю, что спрашивать кто бесполезно.

— В высшей степени, — проворчал Г. М. С нескрываемым удовольствием он пририсовал последнему портрету Мастерса такие уши, которые, даже на снисходительный взгляд Терлейна, были слегка великоваты. — Вы все равно мне не поверите. Я серьезно. Есть какие-нибудь соображения?

— Я размышлял, — после вина и нескольких затяжек трубкой Терлейна потянуло пофилософствовать, — о применении возможностей литературного иносказания. Нет, моя мысль не требует особого подкрепления. Помните, какую песню пели сирены, каким именем назвался Ахиллес, скрываясь среди женщин? Хоть загадки и внушают ужас, они разрешимы? Кстати, вы заметили, что Джудит Бриксгем — чертовски привлекательная женщина?

— Слушайте вы, старый развратник…

— Я не старый развратник, — с достоинством возразил Терлейн. — Мне пятьдесят; ей тридцать один. Мои чувства к ней можно назвать отеческими. Вот так. Мне просто тяжело видеть, как она тратит свою жизнь на высокомерного педанта доктора и на симпатичного, но бесхребетного охотника на слонов. Я уже седею; однажды я сказал себе, что, раз уж мои молодые годы позади, пора перестать интересоваться тем, что в нашем целомудренном веке носит название Этого. Но вот что я вам скажу: если бы Джудит хоть раз посмотрела на меня так, как она смотрела на Карстерса, когда он укололся дротиком, я думаю, вы могли бы увидеть меня танцующим румбу посреди гарвардской площади, а из карманов у меня бы торчали две бутылки шампанского. — Он машинально затянулся. — Ну ладно! Давайте посмотрим, удастся ли мне заронить вам в голову парочку идей по поводу обоих убийств.