Загадка сфинкса
Шрифт:
Шампольон полагал, что помимо 24 основных алфавитных знаков в иероглифике было еще более сотни знаков, имевших сходное чтение, но другое начертание. Он полагал их вариантами основных (как в русском письме есть «д» и «»). Однако дальнейшие изыскания показали, что это не так. Эти несколько десятков знаков были не вариантами, а совершенно самостоятельными иероглифами. Причем передавали они не один согласный звук (как «основные»), а два. В знаменитом картуше с именем фараона Тутмоса второй знак — помните? — был прочтен Шампольоном как «м». На самом деле он передавал две согласных — «м» и «с»; третий же знак, означавший «с», лишь «подтверждал» чтение предыдущего знака. И, таким образом, начертание имени было Тот-мс-с, а не Тот-м-с. Лишь благодаря своей гениальной интуиции Франсуа Шампольон ухитрялся правильно читать египетские тексты, хотя не совсем верно понимал структуру иероглифического письма.
Впервые на это указал в 1837 году Рихард Лепсиус. А много лет спустя, в начале 1866 года, во время археологических раскопок в дельте Нила, ему удается найти надпись, подобную Розеттскому камню: египетские иероглифы сопровождаются параллельным текстом на греческом языке. И когда Лепсиус осуществил перевод иероглифики, следуя методике Шампольона, тот полностью совпал с греческой частью. После этого все сомнения отпали: да, Шампольон был настоящим «Эдипом», и ему действительно удалось расшифровать египетские письмена.
Кроме Лепсиуса, в фундамент пирамиды египтологии в 40–60 годы прошлого века закладывают весомые «камни» и другие последователи Шампольона. Правда, его самый талантливый ученик, итальянец И. Росселини, ненадолго пережил своего учителя. Но ему на смену приходят новые энтузиасты: англичане — самоучка Самуэль Бэрч и юрист Ч. В. Гудвин, французы — коммерсант Франсуа Шаба и виконт де Руже, ирландец священник Э. Хинкс. Люди эти пришли в египтологию «со стороны», но сумели внести в молодую науку ценный вклад. Берлинский школьник Карл Бругш, на удивление всему ученому миру, в 1848 году выпускает солидную работу, посвященную демотическому письму, которое из-за многочисленных «стенографических» упрощений знаков справедливо считается сложней, чем иероглифика. В дальнейшем Бругш издает «Демотическую грамматику» и семитомный «Иероглифо-демотический словарь», не потерявшие своего значения и по сей день.
Де Руже, Гудевин, Шаба издают и переводят тексты, написанные второй разновидностью египетского письма — иератикой (иератикой написано большинство папирусов, содержащих основные произведения египетской литературы и науки). В 1867 году С. Бэрч выпускает большой «Иероглифический словарь», который на протяжении более полувека был незаменимым пособием для всех египтологов.
По мере того как растет число египетских памятников, открытых в стране пирамид археологическими раскопками, становится ясным, что археологи не могут обойтись лопатой и заступом, — столь же необходимым для них является знание египетского письма. Лепсиус, Мариэтт, Мэсперо открывают славный список археологов, совмещавших расколки с чтением и переводом иероглифических текстов. А вскоре становится ясным, что в орбиту египтологии попадают не только лингвистика и археология, но и история религии, культуры, медицины, история математики и других наук, существовавших в Древнем Египте.
Не стоит на месте и изучение системы письма египтян. Лепсиус выявил существование фонетических знаков, которые, однако, не являются алфавитными — они передают сочетания двух согласных, а порой трех и даже четырех. Бэрч и Хинкс уточняют вопрос о так называемых детерминативах, или определителях. Шампольон называл их «видовыми» и связывал употребление с именами богов, географических названий и других имен собственных. «Египетские собственные имена людей, богов, священных местностей и т. п. все были знаменательны сами по себе», — писал он в своем «Очерке иероглифической системы», и «при известных обстоятельствах было важно предупредить об их функции «собственных имен». (Сравните в русском: имя Лев и хищник «лев», прилагательное «царицын» и бывший «Царицын» и т. п. — детерминативом имен собственных здесь служит большая буква). Бэрч и Хинкс доказывают, что сфера употребления знаков-детерминативов (которые не читаются, а лишь указывают на смысл слова) гораздо шире: они ставились египетскими писцами и после имен собственных, и после существительных, глаголов, прилагательных и даже междометий — только служебные слова, вроде местоимений, союзов, частиц, да наиболее употребительные глаголы не сопровождались этими «немыми» знаками-указателями.
Спустя полвека после смерти отца египтологии ее фундамент — понимание системы письма (причем понимание четкое, научное, а не интуитивное, какое было у Шампольона) — можно было считать завершенным. И на этом фундаменте началось строительство величественной пирамиды современной египтологии, какой представляется эта наука в наши дни. Вслед за письмом настал черед египетского языка, его фонетики, лексики, грамматики. Начало его подлинно научного изучения положил профессор Берлинского университета Адольф Эрман (1854–1937).
Эрман прежде всего сумел показать, что хотя на протяжении почти трех тысяч лет система письма оставалась практически неизменной, язык текстов менялся со временем и можно выделить несколько больших периодов его развития. Более того: во II тысячелетии до н. э. возник особый новоегипетский язык, отличный от древнеегипетского. И для древнеегипетского, и для новоегипетского языков Эрман составил грамматики, отвечающие всем требованиям лингвистической науки (а ведь говорить на них перестали тысячи лет назад!). Берлинский египтолог показал, что в египетском письме фонетические знаки передавали исключительно согласные звуки, и окончательно развеял надежды некоторых исследователей отыскать в иероглифических текстах «огласовку» (надежда обнаружить гласные жила вплоть до XX века). Наконец, по инициативе этого неутомимого труженика в конце прошлого века было начато составление капитального словаря египетского языка.
Работа велась с исключительной тщательностью и широтой и имела международный размах: материал для словаря собирали египтологи всех стран мира. Картотека слов содержала 1 500 000 карточек и отражала все известные тексты как иероглифические, так и иератические. Словарь в пяти объемистых томах, вышедший в 1925–1931 гг., содержал около 16 тысяч слов египетского языка и дополнялся пятью томами, где приводились ссылки на источники, откуда были взяты эти слова, а также изданным в 1950 году «Немецко-египетским указателем слов».
Ученики Эрмана, в первую очередь Курт Зете, написавший капитальный труд в трех томах о египетском глаголе (этот труд, по словам профессора Коростовцева, «до настоящего времени является одним из основных достижений египетской филологии»), продолжили и развили работы своего учителя. Под влиянием его идей английский египтолог Алан Гардинер основал свою школу. В 1927 году он выпустил «Египетскую грамматику» (неоднократно переиздававшуюся), которая является итогом многолетнего изучения языка.
Египтологические исследования широко развернулись и на родине Шампольона, во Франции, в Египте, США, Дании, Чехословакии, ГДР и ФРГ.
Основу русской египтологии заложили в последней четверти прошлого века В. С. Голенищев, О. Э. Лемм, Б. А. Тураев. Голенищев заинтересовался Египтом еще в юности. Будучи студентом, он выступил на международном конгрессе востоковедов с докладом, посвященным открытию уникального папируса, хранившегося в Эрмитаже. Позднее и в собраниях нашей страны, и в зарубежных коллекциях ему посчастливилось отыскать и опубликовать, с комментариями и переводом, целый ряд замечательных памятников, которые вошли в золотой фонд египетской литературы. Помимо того, Голенищев опубликоваал множество статей, посвященных различным разделам египетской филологии. Многие годы своей долгой жизни (1856–1947) ученый провел в Египте, где им была основана кафедра египтологии при Каирском университете. В том, что сейчас на родине сфинкса успешно работает своя собственная школа египтологов (Бадави, Хаммад и другие ученые), большая заслуга Голенищева.