Загадка тауматургии
Шрифт:
Эта книга, словно сладость. Не могу остановится. Чем больше читаю, тем больше хочу попасть в это Закулисье.
Фрэнк пишет, мол надо спрашивать себя „Не грежу ли я?“ и вести дневник снов. Слишком долго! Я жажду туда сейчас... Смерть пробуждает грезящего, но лучше придумать что-то иное...
О! Тут есть рецептик настойки. Хвала богам! Но... тут какие-то травы. Завтра покажу миссис Нотовой. Глядишь, она ведает что это.
13 джума 786 года.
Она знает! Миссис Нотова продала мне снотворные. Снобилин и Грамбиловин.
Она на меня странно смотрела из-за рецепта. Сказала, мол по нему нужны две таблетки. Пусть идет лесом! Я отправляюсь в Закулисье!
Но две таблетки... Страшно. Приму лучше по половинке обоих. Да помогут мне боги.
14 джума 786 года.
Сработало! Я осознал себя...»
Сэмюэль резко захлопнул дневник и вскочил со стула. Набросил плащ и побежал в коридор. До зеленой лавки миссис Нотовой было десять минут энергичной езды. Теперь, когда у него был рецепт, парень не желал ждать ни секунды.
Он помнил первое правило. Никакой практики тауматургии без знания последствий. Но сны не были тауматургией в понимании Сэмюэля. Они не походили на мистические ритуалы и на замудренные заклинания.
«Отбрось страх, — подбадривал себя парень. — Ты уже переживал осознанный сон и ничего не случилось же».
Спустя десять минут он стоял в коридоре. В портфеле подмышкой звенели две стеклянные баночки со снотворным. Покупка стоила парню последних денег. Из-за роста налога они обошлись ему в восемнадцать нилов.
Сэмюэль вскрыл обе и вытащил по одной таблетке из каждой. Схватил нож и блестящим под светом лампы лезвием расколол пополам.
«Все будет в порядке. С Рентином же ничего не случилось».
Парень задрал голову вверх. По серому потолку ползли черные трещины. Они напоминали молнии в дождливую погоду.
Во время ливня желтый смог прибивало к земле, и жители графства наблюдали ряды гор, что обступали Пейлтаун. В снежные колпаки каменных великанов часто били фиолетовые молнии.
Воображение дорисовало висящий на волоске клинок. Сэмюэль тяжело вздохнул. Набрал из крана воды в стакан, сгреб половинки таблеток и побрел в комнату. Он не знал, когда подействует снотворное, поэтому желал перестраховаться.
Сев на кровать, парень закинул половинки в рот и запил водой.
? ? ?
Павильон Рунического цеха наполняли гул и шипение работающих станков. За ними стояли рабочие, на первый взгляд не отделимые от громадных машин.
Сэмюэль обыденно крутил вентиль, опуская и поднимая горячий пресс на металлические пластины. Опустить, подождать, поднять, остудить, взять новую. Снова и снова, пока не закроется план.
Вдруг в привычную какофонию цеха вклинился еще один звук. Урчание. Исходило оно из живота парня, но сотрясало весь павильон. Каждый станок, каждую пылинку.
Спустя секунду
— Сэмми, ты в порядке? — закричал над правым ухом Дерек.
— ... Да, — простонал Сэмюэль, переводя взгляд на мужчину.
Вместо глаз, рта и носа парень увидел белую кожу, натянутую на лицо. Растрепанная борода и усы на гладком куске выглядели фальшиво, словно их наклеили в спешке.
— Это из-за... таблеток, — продолжил он. — ... Я их выпил и... сплю!
Осознание волной сотрясло цех. Станки и люди дрогнули. Дерек пугливо отступил на шаг, повернул в сторону стены и рванул, только пятки засверкали. Не только он. Остальные тоже. Безликие ныряли в пол, пролезали в станки, забегали в кабинет Андреа и в переговорку.
Огромный павильон опустел за считанные секунды.
— ... Что... это было? — опираясь на стол, поднялся парень.
Он был один. Рабочие разбежались, как массовка после окончания одного акта и начала нового. Вместе с актерами цех покинули все звуки. Боль тоже отступила, но продолжила зудеть назойливым комаром над ухом.
— Я здесь, — пробормотал Сэмюэль.
Парень медленно крутился на месте. Внимательно осматривал каждую мелочь. Потрескавшуюся зеленую краску на станках, отметины на столе, ржавые пятна на металлическом вентиле. Они выглядели яркими и подробными. Даже слишком подробными. Настолько, что настоящий Рунический цех казался собранной на коленки бутафорией.
Все, на что не смотрел Сэмюэль, расплывалось цветными пятнами. Когда парень отводил взгляд от станка, тот таял, как мороженое в жаркий день. Зеленая краска налезала на светло-серый металл, а рыжие вкрапления тонули в каше цветов.
Он взглянул на руки. На накаченные воздухом перчатки. Раздутые пальцы из последних сил держались за бугристые ладони.
Спустя миг кожа опала, обволокла кости и мышцы. Вместе с руками былую форму обрел весь цех. От парня по павильону побежала волна, высекая из разноцветных клякс знакомые предметы.
— ... Еще бы я понимал, что происходит, — вздохнул Сэмюэль.
Когда он смотрел на станки по отдельности, то восстанавливался только один. Но, стоило перевести взгляд на себя, и восстановился весь цех.
— Дело во внимании? Чем больше внимания я уделяю предмету, тем он четче... Но причем тут я? Может, я — это мир? Центр всего?
Сэмюэль кивнул. Пока что он будет считать так.
— Если я — мир, то я могу его менять.
Парень приложил пальцы к вискам и пронзил взглядом ближайший рабочий стол.
«Пистолет, пистолет, пистолет», — мысленно повторял он.
Сэмюэль видел пистолет только на сцене театра. В руках актера, играющего офицера.
Прошли секунды, но ничего не произошло. Вмятины стола и ржавые налет не собрались в воображаемое оружие.