Загадка тауматургии
Шрифт:
— И вы сдались из-за такого?
— Да, — сжал Сэмюэль пальцы в кулак. — Да, сдался из-за «такого».
— Вы искали власти и богатства. И споткнулись о первый камешек на дороге. Как безответственно.
— Плевать мне на власть и богатство! Я стал практиком не из-за этого! Фея обманула меня и откусила руку! Она пытала меня! Пытала, слышишь! Я призвал вестника и спугнул ее! Другая фея отобрала у меня тело и выкинула в Закулисье! Всего лишь камешек? Кто ты, чулять, такой, чтобы судить?
— Если не ради богатств
— Измениться я хотел! Говорю же! Сбежать из рассадника болезней! Мой отец умер от одной из них! Развалился у меня на глазах! Я не хотел такой участи! Я хотел прожить долгую и счастливую жизнь!
Цигель покачал головой.
— Что? Опять скажешь, что это камешек? Даже не препятствие, а так, мелочь?
— Должно быть, я звучал тогда так же.
— Что?
— Спасибо, — неожиданно сказал Цигель. — Спасибо. Ваши слова пролили свет на одну из загадок, которая беспокоила меня годами, если не десятилетиями.
Сэмюэль нахмурился.
— Что ты, скромик тебя дери, несешь?
— Когда-то я поступил так же. На мои плечи взвалили долг, ответственность, которую я не просил. И я поступил как вы. Я сбежал. Мой сообщник сравнил это с толканием всего рода к пропасти.
— Я не понимаю.
— Вы сказали, что ваш отец умер?
Он прикусил губу. Не хотел лишний раз ворошить воспоминания. Их остатки. Боялся, что таким образом они угаснут быстрее.
Кроме страха, под сердцем колыхалось другое чувство. Склизкое, неприятное. Оно надувалось большим пузырем, наливалось желчью.
Сэмюэль кивнул.
— Вы обратились к тауматургии сразу после его кончины?
— Через день.
Слова выходили с трудом.
На языке разлилась горечь. Она вязкой жижой заполнила рот и поднялась к носу. Сэмюэля чуть не стошнило.
— Поистине, наш разум — одна из величайших загадок мирозданья, — медленно произнес Цигель.
Сэмюэль поднял взгляд в небо. На сером полотне без облаков сиял под лучами солнца металл. Лезвие кинжала. Его не было. Воображение дорисовало клинок, что висел на тонкой нити над головой Сэмюэля.
Слова Цигеля ножницами зависли рядом.
— Мы живем от мига к мигу. Образовываем связи и смотрим в будущее. Но всего одно событие, и мы бросаемся в пасть смерти. Невероятно, не так ли?
— Погоди. Я не хочу это слышать.
— Такова моя благодарность вам. И вы, и я бежали от долга. Я от семейного, вы от принятия смерти близкого человека.
— Чушь!
Ножницы щелкнули и разрезали нить. Клинок рухнул.
— Чушь все это! Бежал от принятия смерти? Глупее в жизни не слышал!
— Самообман сладок. Мы заговариваем себе зубы, подменяем причины.
— Чушь! Все, кто мне был дорог, умерли! Хочешь сказать, из-за меня?
В памяти всплыли тело с красной кожей и трещинами, призванный безликий на кровати, записка.
«Очнись, Сэмми! Молю! — вспомнились слова. — Мысль пришла
— Смерть неизбежна. Она настигает каждого. Когда умирают дорогие люди, мы можем или принять это или бежать. Кто-то находит спасение в выпивке, еде, женщинах или мужчинах, а кто-то бросается со всех ног с обрыва. Самообман медленно разрушает нас. Разве ваш вид, не явное тому доказательство?
Сэмюэль опустил взгляд. По коже ползли трещины, в груди и животе зияла дыра. Он был ярким примером этих слов.
— Может и так, — нехотя согласился Сэмюэль. Пузырь под сердцем лопнул. Желчь расплескалась вокруг. Едкая жидкость обжигала. Но, помимо боли, признание принесло облегчение. — Папа умер, а я сбежал. Но что мне делать? Фея забрала мое тело. В Закулисье меня растерзают вестники. Меня ожидает только мучительная гибель.
— Для начала возьмите ответственность. Прекратите называть причиной своего положения остальных. Вы и только вы ступили на этот путь. Вы и только вы доверились феям. Вы и только вы призывали вестника. Отвечаете за себя вы и только вы. Другие использовали вас, но в остальном вина лежит только на вас.
— Да, — кивнул он и поджал губы. — У меня одна просьба.
— Какая?
Сэмюэль не мог отменить сделанное. Путь уже пройден. Ошибки совершены. Он собственными руками загнал себя в это положение, навязал выбор из двух кошмарных возможностей. Или стать безликим, или умереть. Проклятие вестника мешало выбрать второе. Сэмюэль сомневался, что оно пропустит просьбу об убийстве. Поэтому надеялся на туманные намеки.
— Моей участи не позавидуешь. У меня всего два пути.
— Согласен. И я догадываюсь, о каких путях идет речь.
— Тогда...
— Но вы сказали, что фея забрала ваше тело. Значит, у вас не два, а три пути.
— Что?
— Ваше тело еще живо. Вы еще можете вернуться на Сцену.
— Но моя душа разваливается на части!
— Отголоски могут существовать веками. Столетиями бродить по Закулисью. Вам знакомо имя Гензель Пиров?
Сэмюэль покачал головой.
— Один из исследователей грез. Он постигал эту науку задолго до Рузовых. Мистер Пиров невольно «породил» землевладельцев. Разрушение души можно замедлить.
— Как?
— Безликие, — расставил руки в стороны Цигель, показывая свое тело. — Душа — механизм для записи и хранения изменений. Источником изменений является мир. Поставьте между миром и душой стену, и вы остановите разрушение.
— Но при чем здесь безликие?
— Они — стена. Прямо сейчас вы разговариваете с безликим, пока я лежу глубоко под землей. Я взаимодействую с вами через безликого. Все изменения записываются на его душу, а я лишь управляю им. Безликие весьма удобные вместилища воспоминаний и изменений.