Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова
Шрифт:
Великий князь Александр Михайлович так описал появление немцев в Крыму:
«Ровно в семь часов в Дюльбер прибыл немецкий генерал. Никогда не забуду его изумления, когда я попросил его оставить весь отряд “революционных” матросов во главе с Задорожным для охраны Дюльбера и Ай-Тодора. Он, вероятно, решил, что я сошел с ума. “Но ведь это же совершенно невозможно!” – воскликнул он по-немецки, по-видимому, возмущенный этой нелогичностью. Неужели я не сознавал, что император Вильгельм II и мой племянник кронпринц не простят ему, если он разрешит оставить на свободе и около родственников Его Величества этих “ужасных убийц”?
Я должен был дать ему слово, что специально напишу об этом его начальству и беру всецело на свою ответственность эту “безумную идею”. И даже после этого генерал продолжал бормотать что-то об “этих фантастических русских”!» [198]
Из Петрограда
198
Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. М., 1999. С. 296.
По условиям Компьенского перемирия страны Антанты получили право доступа на территорию России, оставленную германскими войсками.
Командование английских военных кораблей, беспрепятственно появившихся 24 ноября 1918 г. на севастопольском рейде, имело указание от короля Георга V и его матери, королевы Александры, сестры вдовствующей императрицы Марии Федоровны, оказать помощь русским родственникам в случае, если политическая обстановка в Крыму станет угрожать их жизни.
Великий князь Александр Михайлович первый воспользовался неожиданной возможностью и 11 (25) декабря 1918 г. покинул Крым на английском корабле «Форсайт», чтобы успеть к готовящейся в Париже встрече глав союзных держав по Антанте, на которой он собирался представить доклад о положении в России. Однако великого князя ожидало большое разочарование, так как о бывших заслугах Российской империи на фронтах Первой мировой войны уже было забыто.
В апреле 1919 г. французский экспедиционный корпус эвакуировался из Одессы, а Красная армия подошла к Крыму, захватив Перекопский перешеек. Дорога большевикам была открыта. Князь Феликс Юсупов позднее вспоминал: «Новость о немедленном отплытии вдовствующей императрицы и великого князя Николая Николаевича распространилась молниеносно и вызвала настоящую панику. Со всех сторон приходили с просьбами об эвакуации. Но один военный корабль не мог увезти тысячи людей, которые попали бы в руки большевиков, если бы остались в Крыму. Мы с Ириной явились на борт «Мальборо», где уже находилась императрица с великой княгиней Ксенией и моими шурьями. Когда она узнала от Ирины, что ничего не организовано, не предусмотрено для эвакуации всех, Ее Величество известила союзные власти Севастополя, что она отказывается отплывать, если кто-либо из тех, чья жизнь под угрозой, вынужден будет остаться в Крыму. Необходимое было сделано, и союзнические корабли вошли в Ялтинский порт, чтобы забрать беженцев».
Князь Феликс Юсупов-младший, как отмечал в воспоминаниях, 1 (13) апреля 1919 г., вместе с супругой, родителями и другими Романовыми (находившимися на тот момент в Крыму) навсегда покинули Россию на борту английского военного корабля «Мальборо». На самом деле, все отправились в плавание на 2 дня раньше, т. е. 30 марта (11 апреля). В последний день пребывания в Крыму вдовствующая императрица Мария Федоровна записала в дневнике:
«11 апреля. Пятница.
Встала рано, еще до того, как в 9 часов мы снялись с якоря. Я поднялась на палубу как раз в тот момент, когда мы проходили мимо корабля адмирала, на котором играла музыка. У меня сердце разрывалось при виде того, что этот прекрасный берег мало-помалу скрывался за плотной пеленой тумана и, наконец, исчез за нею с наших глаз навсегда. Позднее установилась замечательная, ясная и тихая погода. Забыла вчера написать, что благодаря моим мольбам всех наших несчастных офицеров охраны взяли на борт английского корабля. Он прошел в непосредственной близости от нас в полнейшей тишине, которую внезапно нарушили громкие крики «ура!», не смолкавшие до тех пор, пока мы могли слышать их. Этот эпизод, в равной мере красивый и печальный, тронул меня до глубины души. Я живу в каюте кап[итана] Джонстона, сплю в прекрасной постели, и, кроме того, в нашем распоряжении замечательный огромный салон, где мы проводим время после еды, а большинство мальчиков и Павел Ферзен ночуют. За столом соседствуют со мной по большей части Николаша и Петюша попеременно с папа Феликса. Черногорские сестры [Милица и Стана – дочери короля Черногории] остаются после обеда, и мы с ними беседуем часов до 11 вечера. Если же они уходят раньше, мы с Юсуповыми раскладываем пасьянс. К сожалению, вечером сгустился туман, корабль шел самым малым ходом, и всю ночь не смолкал гудок» [199] .
199
Дневники
Несколько дней спустя Юсуповы 21 апреля (по новому стилю) прибыли на Мальту и через 9 дней отправились в Италию. Позднее Феликс-младший вспоминал:
«1 мая мы отшвартовались в Сиракузах и попали в самый разгар всеобщей стачки. Коммунисты устроили шествие с красными флагами. На стенах было намалевано: Да здравствует Ленин! Да здравствует Троцкий! От чего ушли, к тому и пришли. Настроение вмиг испортилось…
В Мессине пересели на паром и переправились через пролив, доехали до Рима благополучно. Новая забота – кончились лиры. К счастью, было с собой кое-что из ценностей. Почти все наши фамильные украшения остались в России, моя мать и Ирина спасли только то, что имели при себе, уезжая в Крым. Я заложил Иринино брильянтовое колье. Теперь мы могли спокойно продолжать путешествие» [200] .
200
Князь Феликс Юсупов. Мемуары в двух книгах. М., 2007. С. 261.
Через Италию молодые супруги добрались до Парижа, а затем переехали в Лондон.
Феликс-младший с супругой жил в принадлежащей ему квартире в богатом районе Найтсбридж и, по-прежнему, на первых порах по сравнению с другими эмигрантами не имел недостатка в средствах – выбираясь из России, он сумел, помимо других ценностей, вывезти два полотна Рембрандта из своей коллекции живописи. Кроме того, по мнению некоторых очевидцев, вопреки данной ими с великим князем Дмитрием Павловичем друг другу клятве никогда ни с кем не говорить об убийстве Распутина, Феликс Юсупов посвящал в детали их заговора и их осуществления чуть ли не всех желающих. Дмитрий Павлович, который, в отличие от него, сдержал клятву и хранил молчание, чувствовал себя глубоко оскорбленным.
Сестра Дмитрия Павловича великая княгиня Мария Павловна с некоторым чувством возмущения писала о Феликсе в своих воспоминаниях: «Дмитрий избегал Юсупова, но мы с мужем продолжали видаться с ним.
В те дни Юсупов был среди нас, беженцев, счастливцем, он был материально обеспечен. Ему удалось вывезти из России произведения искусства и драгоценности на очень крупную сумму; правда, как и мы, он жил на выручку с вынужденной распродажи. Он тогда всерьез вообразил себя важной исторической личностью и своими поступками всячески раздувал свое значение. Он питал надежду сыграть свою роль в истории России, считая достаточным для начала убийство Распутина, а ведь оно доставило ему печальную известность, но никак не славу. В своем желании любой ценой быть на устах у всех он не брезговал ничем.
Его первой заботой по прибытии в Лондон было заявить о себе как о благодетеле русских эмигрантов, в чем он, безусловно, преуспел. За высокую плату он снял красивый старый дом, организовал мастерскую, где делалось то же, что у меня, но с большим размахом, и в обстановке, не сравнимой с моей. В мастерскую приходили работать нуждающиеся беженцы, и их труд оплачивался. Раскройные столы и швейные машинки помещались в комнате с золотой лепниной, окна выходили на один из самых аристократических кварталов Лондона. Некая высокородная дама, мало разумевшая в деле, была приглашена руководить работами. Щедрой и обычно неразборчивой рукой Юсупов спускал тысячи фунтов из собственного кармана.
Раз-другой в неделю Юсупов устраивал у себя приемы. Это были самые обычные вечеринки, довольно веселые и затягивавшиеся за полночь. Были русские гости, в основном мужчины и дамы одного с ним круга, но вкрапливался и чуждый элемент, с хозяйскими гостями никак не сочетаемый. Подавленная окружающим, посторонняя публика помнила свое место и старалась не привлекать к себе внимания. Впрочем, иногда случались казусы, которые друзья Юсупова воспринимали болезненно. Однажды Феликс переодевался к ужину и сунул в конторку несколько пакетиков с камнями, а запереть в спешке забыл. Уже к ночи он вспомнил о них и, заглянув в ящик, ничего в нем не обнаружил. История мгновенно получила огласку, и, пока не нашли виновного, а его потом нашли, все бывшие на том приеме чувствовали себя крайне неловко. Юсупову нравилось перемешивать гостей, он упивался замешательством, с каким его друзья приветствовали чужого и, угождая хозяину, попирали светские и сословные предрассудки. Сам он был талантливым и остроумным заводилой на этих необычных сборищах. Его молчаливая красавица жена оставалась, судя по всему, простодушным зрителем» [201] .
201
Мария Павловна, великая княгиня. Воспоминания. М., 2003. С. 388–389.