Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова

Юсупов Феликс Феликсович

Осталось только недоумение с кровью. Нашли убитую собаку, а кровь на дворе и ступеньках дома Юсупова человеческая.

Все воскресенье 18 дек[абря] следователя не тревожили, и лишь вечером прокурор его вызвал и сообщил, что нашли у Петровского моста ботик, опознанный – Распутина, и предложил ему немедленно начать следствие, но т. к. было поздно, то решили приступить наутро 19 декабря.

К 9 ч. Середа поехал к мосту с фотографом и прибыл, когда уже тело извлекли из воды. Осмотр местности показал: мотор, шедший со стороны города к Крестовскому острову, сперва шел посередине моста и у пятого устоя взял влево к панели. Здесь виднелись пятна крови, и снег на балюстраде против этого места смешан на протяжении около аршина. Судя по пятнам крови, один человек вынимал труп убитого, прислонил к балюстраде и затем, взяв за ноги, перекинул через перила, но так неудачно, что труп головой

ударился об устои, видны следы крови, ботик тут же застрял, а затем труп упал в воду. На трупе была шуба, надетая внакидку и застегнутая на два крючка. К ногам трупа был привязан груз. Это был мешок из тонкой материи, привязанный к ногам и наполненный тяжестью, но материя в воде размокла, груз прорвался и остался один мешок, который, между прочим, послужил уликой против Юсупова, т. к. материя сходилась с обстановкой его квартиры. При падении шуба раскрылась и образовала воздушный колокол. Отсутствие груза способствовало тому, что труп не пошел ко дну, а из полыни прошел течением до края, где шуба, как плывшая, примерзла ко льду, а льдинки, набегавшие сверху, прикрыли труп сверху и образовали корку, к которой он и примерз. Когда его вынули, то руки были скрючены, и помощник начальника речной полиции, большой поклонник Распутина, указал Середе, что покойный умирал, сложа руку для крестного знамения, на что Середа ему заметил, судя по левой руке, что вероятно покойник собирался креститься обеими руками. Но т. к. доктора на месте не оказалось, а труп убирать нельзя, то пришлось прождать около 2-х часов, до приезда доктора, а за это время труп окончательно замерз, и о вскрытии не могло быть и речи. Тогда хотели везти труп в ближайший госпиталь, но министр внутренних дел Протопопов, боялся рабочей забастовки (?) и велел отвезти труп в Чесменскую богадельню, куда его и отвезли. Для полного оттаивания трупа требуются сутки, поэтому было решено вскрытие назначить на утро 21 декабря, т. к. только к 9 ч. вечера 20 декабря труп может оттаять, но вечером вскрытие не делается даже при искусственном освещении. Для присутствования [295] на вскрытии было приглашено до 14 лиц, в том числе Косоротов.

295

Так в тексте.

20 декабря вечером, т. е. накануне дня назначенного для вскрытия, министр юстиции Макаров по телефону передает прокурору, что Государь приказал вскрытие произвести сегодня же вечером, т. к. на утро Государь обещал труп выдать родственникам. Прокурор стал протестовать, что теперь поздно, экспертов найти будет нельзя, потом темно, в Чесменской богадельне нет электричества – но все это не имело успеха. Макаров сказал, что он получил категорическое приказание от Государя и надо исполнить. В случае ежели еще не оттает, то составить о том протокол, и отложить вскрытие на 10 ч. утра, предупредив, что все равно, к этому времени трупа они не найдут, т. к. он будет в 8 ч. утра выдан родственникам, о чем они могут составить протокол.

Итак, надо было ехать. Середа поехал на квартиру к Косоротову, который не был дома, а обедал в ресторане «Вена». Тогда Середа взял его лаборанта с инструментами, позвонил в сыскную, чтоб фотограф ехал тоже в богадельню, взяли товарища прокурора и к 9 ч. вечера 20 декабря прибыли в Чесменскую богадельню. Труп был помещен в покойницкую, расположенную в глубине сада. Освещения никакого. Пришлось посылать конных городовых доставать керосиновые лампы у обывателей, на что ушло много времени. С трудом нашли четыре лампы и приступили к вскрытию. На трупе было найдено три огнестрельных раны. По мнению Косоротова, по времени они шли так. Первая сквозная рана вошла с левого бока ниже сердца и вышла с правого бока, пройдя желудок и правую почку, вторая рана в спину, пробила правую почку и застряла в спинном хребте, а третья во лбу, но уже во время агонии. От первого выстрела видны следы копоти на рубашке (вышитой) и на лбу, а спинная рана была произведена выстрелом издалека. Судя по ранам, картина рисуется так. Первый выстрел в упор. Распутин убегает, получает вторую [пулю] в спину, падает и во время агонии – третий выстрел в лоб. Из трех пуль одна только застряла. Пуля в оболочке, деформированная, но определить, какой системы револьвер, нельзя, т. к. подобные пули пригодны для целого ряда револьверов. К 5 ч. утра 22 декабря вскрытие кончилось, и они все уехали. Что сталось с трупом, Середа не знает. Дальнейшее движение следствия тормозилось, как Треповым, так и другими министрами, и Середе не дали произвести осмотр

дома Юсупова. После этого он вскоре заболел и выехал в Кисловодск.

Таким образом, следствие положительных результатов не дало, т. е. нет прямых улик, против кого бы то ни было, но все же, по мнению Середы, поведение Юсупова и Пуришкевича мало объяснимы. Почему, например, Пуришкевич ночью объявляет постовому городовому, что Распутин убит. Не скажи он этого, еще долго, вероятно бы, не начали искать Распутина. Показание городового сразу натолкнуло полицию на мысль, а не пропал ли он, в самом деле. Затем Юсупов, как градоначальнику, так и Макарову объяснял выстрелы убийством собаки, но собака убита была одним выстрелом. Затем при начале следствия, в субботу утром, ни дворники, ни лакеи Юсупова о собаке не говорили. Версия о собаке явилась позже, днем в субботу, когда исследование крови доказало, что кровь, найденная на дворе, не собачья, а человеческая. Затем Юсупов в разговоре с градоначальником говорил, что слышал выстрелы, когда находился в кабинете, и спустился в столовую узнать, в чем дело, и застал обеих дам в истерике от выстрелов.

Вряд ли в присутствии дам могло произойти убийство. Кроме того, у Распутина его родственники опознали Юсупова, как в лицо, так и по кличке «маленький». Но все это пока косвенные улики. О приглашении городового в дом Юсупова [последний] ничего не сказал Макарову, и на его вопрос об этом, задумавшись, сказал, что, кажется, был, но не помнит. «А Пуришкевич был?» – спросил Макаров. «Да, был», – ответил Юсупов.

Сопоставляя эти данные, видно, что Юсупов путается сам в показаниях, и во многом повредил себе, ежели он участник в деле. Затем никто не знал, что Дмитрий Павлович был у него. Сам Юсупов рассказал это, в версии, что Дмитрий убил собаку. Он и это мог бы не говорить, тем более, что полиция не знает, кто был в тот вечер у Юсупова.

Остается еще одна вещь гаданная. Ежели убийство произошло в доме Юсупова, в подвальном помещении, где столовая, за двойными зимними рамами, то выстрелы не могли быть слышаны по ту сторону Мойки у дома № 61. Возможно, что убийство произошло в передней при приоткрытых дверях, но это может быть узнано лишь осмотром местности, чего не было сделано по требованию Трепова. В итоге три имени замешано: Дмитрия, Юсупова и Пуришкевича. Но степень их участия не исследована. На днях состоится допрос Пуришкевича, и это может пролить свет.

Вот, почти дословно, что мне передал Середа. […]

Отмечу еще из того, что говорил мне Середа, некоторые мелочи.

Распутина весь день охраняли два агента охраны, но ночью они не дежурили и даже накануне убийства Распутина, несмотря на то, что его секретарь Симанович предупредил об опасности, грозящей Распутину, агентов ночью не было, чем и объясняется, что след Распутина сразу пропал.

Распутин всегда предупреждал Симановича, по какому телефону его можно найти ночью в случае надобности.

На Распутине в день убийства была знаменитая рубашка с богатыми вышивками, о которой столько говорили.

Назначение вскрытия до срока и вдобавок ночью, по Высочайшему повелению, Середа думает, было сделано с целью вызвать невозможность вскрытия, чего добивались очень знакомые и родственники Распутина. Во время вскрытия они все во главе с Головиной прибыли в Чесменскую богадельню, и все порывались в покойницкую, желая отслужить панихиду и тем помешать вскрытию. Но их не пустили к великому их отчаянию. Куда было затем увезено тело, Середа не знает. Родственники не желали вскрытия, чтоб старца не потрошили, но им не удалось избежать этой печальной формальности.

К сожалению, показания Середы есть лишь одностороннее освещение дела. Несомненно, параллельно велось дознание департамента полиции, и их сведения должны быть полнее. Вероятно, высшие власти не желали, чтоб судебные органы слишком далеко зашли в своем следствии и оттеснили их в сторону.

Середа говорил, что во время следствия Николай Михайлович попросил заехать к нему прокурора Палаты Завадского. Тот обрадовался, думая найти у Николая Михайловича новые данные по делу, был разочарован, т. к. Николай Михайлович меньше его знал о деле.

В заключение Середа мне сказал, что он много видел преступлений умных и глупых, но такого бестолкового поведения соучастников, как в данном деле, он не видел за всю свою практику. Ежели они решили выдумать легенду для отвода глаз, то ее следовало бы разработать детально и всем держаться того же, а не говорить все разное.

Ежели в будущем узнаю что-либо новое по делу, то запишу, как исторический интерес». (ГА РФ. Ф. 650. Оп. 1. Д. 35. Л. 52–67, 75–78; Военный дневник великого князя Андрея Владимировича Романова (1914–1917). М., 2008. С. 226–232, 235–236)