Загадки творчества Булата Окуджавы. Глазами внимательного читателя
Шрифт:
Концепция истории в «Батальном Полотне»
Следует отметить, что концепция истории в песне восходит к Пушкину. Вообще о влиянии Пушкина на Окуджаву упоминал и сам поэт [158] , и критики [159] . При этом, впрочем, не уделялось особого внимания связи взглядов Пушкина и Окуджавы на историю. Сложившаяся у Пушкина концепция отражает изменения в его взглядах после декабрьского восстания 1825 года; именно в этот период, как отметил Ю. М. Лотман [160] : «…Пушкин настойчиво размышляет над проблемами истории. Романтической вере в героев, которые своими великими деяниями определяют ход истории…он противопоставляет взгляд на историю как на закономерный процесс… и подчеркивает смысл ее как накопления культурных ценностей, ведущего к обогащению и освобождению человеческой личности». Далее Лотман замечает, что «история воспринималась им (Пушкиным [161] ) не как абстракция, не в качестве отвлечённой идеи, а как живая связь живых людей… – связь людей, живущих в одних и тех же родных местах, вырастающих и умирающих в одном доме…» [162] . Продолжая излагать взгляды Пушкина, Лотман пишет: «История проходит через Дом человека, через его частную жизнь…Поэтому Дом, родное гнездо получает для Пушкина особенно глубокий смысл. Это святилище человеческого достоинства и звено в цепи исторической жизни» [163] . Среди черновиков Пушкина есть стихи, отражающие эти взгляды [164] :
158
Булат
159
Красухин Г Пушкин и Окуджава // Творчество Булата Окуджавы в контексте культуры ХХ века: Материалы Первой международной научной конференции, посвященной 75-летию со дня рождения Булата Окуджавы. М. 2001. С. 26–28.
160
Лотман Ю. Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя. Л. 1983. С. 176–178.
161
Комментарий мой – Е. Ш.
162
Лотман Ю. Указ. соч.
163
Лотман Ю. Указ. соч.
164
Пушкин А. С. Полное собр. соч. в 16 томах. М.;Л. Из-во АН СССР. 1937–1959. Т. 3. кн. 1. С. 242.
У второй строфы был другой вариант [165] :
На них основано от векаПо воле бога самогоСамостоянье человекаЗалог величия его.165
Там же. Кн. 2. С. 849.
У Пушкина есть и другие стихи на тему Дома: «Ещё одной высокой, важной песни…» (черновик перевода первых 25 строк из «Гимна Пенатам» английского поэта Саути, написанный во время последнего посещения Михайловского) [166] . Выбор стихов с таким названием для перевода говорит сам за себя. В этих стихах наука «чтить самого себя», дом и пенаты неразрывно связаны.
Теперь становится понятным, откуда пришли в «Батальное полотно» – песню об истории – атрибуты домашнего очага, такие как «запах очага и дома, молока и хлеба». У окуджавской кавалькады связи с Домом слабеют, что говорит об исторической обречённости и уходе в небытие. Замена «дома» из первой публикации на «дым» в песне мало что меняет в этом смысле, поскольку всем известен «дым отечества» как синоним «дома». Вся третья строфа придает стихотворению экзистенциальное измерение. Кому эти клавесины кажутся «прежними», а их голоса – или какие-то другие голоса – «былыми»? Императору со свитой – либо тому, кто пишет «Батальное полотно»? Тем более что в следующих двух строках от картины остались «только топот мерный, флейты голос нервный/ да надежды злые» – и «злые» в сочетании с «надеждами» звучит как алогизм. Правда уже отмечалось тяготение Окуджавы к алогизму как к способу привлечения читательского внимания, причем оксюморон в этом случае рассматривается как вариант алогизма [167] ; отмечалось и использование Окуджавой алогизма применительно к «надежде» – как в песне «Я вновь повстречался с Надеждой…» [168] . Однако допустимо и другое объяснение: «надежды злые» могут быть выражением мысли о вечном присутствии зла в истории, и у этого мнения есть хорошо известный источник – Екклесиаст, один из стихов которого, релевантный в контексте данного анализа, гласит: «…сердце сынов человеческих исполнено зла…» [169] . Об истоках строки: «Всё слабее запах очага и дыма,/ молока и хлеба» сказано выше, но важно и то, что кавалькада покидает
166
Пушкин А. С. Полное собр. соч. в 10 томах. М. 1957. Т 3. С. 157.
167
Букса И. Поэтический голос Булата Окуджавы // Культура и творчество: сборник научных трудов. Тверь. 1995. С. 159–170.
168
Кулагин А. Точное неточное слово // Голос надежды. Вып. 6. М. 2009. С. 140–156.
169
Екк. Гл. 9. Стих 3.
материальный мир: «где-то под ногами и над головами —/ лишь земля и небо» («Лишь земля и небо…» становится припевом песни). Хочется особо отметить, что «Земля и небо» – название раннего стихотворения Лермонтова, где земля и небо соответствуют жизни и смерти [170] .
Как уже было упомянуто выше, четвертую строфу Окуджава исключил из всех последующих публикаций [171] . Мы рассматриваем здесь эти лишь однажды напечатанные строки по двум причинам: во-первых, их использовал Л. Дубшан в своей аргументации, усматривая в экзистенциальных мотивах этих строк сходство с балладой; во-вторых, они помогают понять общий замысел стихотворения.
170
Лермонтов М. Земля и небо // Лермонтов М. Собрание сочинений в 4-х тг. Т 1. М. 1957. С. 247.
171
Окуджава Б. Батальное полотно. Арбат, мой Арбат. М. 1976. С. 44.
Возникающая в четвёртой строфе тема всеобщего равенства перед вечностью близка библейскому «одна участь всем» [172] . Наконец, самый уход в вечность символизируется здесь погружением во тьму «как в море», то есть бесследно, что, вероятно, снова намекает на Екклесиаста.
172
Екк. Гл. 9. Стих 3.
Экзистенциальный характер происходящего подтверждается и словосочетанием «вечностью объяты». Впрочем, исключение последней строфы можно также объяснить отсутствием в предыдущих строфах солдат и слуг, из-за чего «Не видать, кто главный…» лишается связи с первыми тремя строфами, то есть значительной части смысла.
«Батальное полотно» и баллады Жуковского и Лермонтова
У Окуджавы в русской поэзии были предшественники в изображении императора и его свиты, только императором вначале был Наполеон: этот образ появился в известных переложениях Жуковского и Лермонтова «из Цедлица» как элемент «наполеоновского мифа». В рамках апологетической ветви этого мифа император – титаническая и загадочная фигура, сравнимая с героями древних мифов. «Наполеоновский миф» занимал значимое место в духовном мире эпохи и отражался как в культуре и искусстве, так и в реалиях жизни. Кроме апологетического мифа, существовал также и антибонапартиский миф, в рамках которого Наполеон был представлен как тиран и олицетворение зла – эта ветвь «наполеоновского мифа» господствовала в России во время Отечественной войны 1812 года, и ей отдали дань многие современники и участники событий, включая Пушкина и Жуковского. В широко распространившемся в 1812 году стихотворении «Певец во стане русских воинов» Жуковский называет Наполеона «злодеем» и «хищником». Многие писатели и поэты Европы и России первой трети XIX века явились творцами романтической ветви этого мифа [173] , активизированного смертью Наполеона на острове Св. Елены в 1821 году и переносом его праха во Францию, а в России также возведением памятника на Бородинском поле и 25-летней годовщиной войны 1812 года. В номере пушкинского «Современника», посвящённого этой дате, была опубликована не только баллада Жуковского «Ночной смотр», но и неподписанное стихотворение самого Пушкина «Полководец», посвящённого Барклаю-де-Толли [174] . В соответствии с традицией европейской романтической баллады начала XIX века, в балладе Цедлица много мистики, представленной мертвецами, встающими из могил, скелетами, черепами и другими образами, пришедшими в романтическую балладу из средневекового фольклора. Жуковский, будучи романтиком, тоже использовал такую образность как в своих переводах, так и в оригинальных балладах, но он, очевидно, нашёл количество «кладбищенских» образов у Цедлица избыточным и сократил перевод «Ночного смотра» с 60 строк у Цедлица до 48 строк за счёт таких образов, как «улыбающиеся черепа», «костлявые руки скелетов» и других подобных деталей, сохранив при этом основной образ встающего из гроба императора и его войск. [175] Тема баллады Жуковского «Ночной смотр»: о месте героя-завоевателя в истории и о том, какую цену платят народы за амбиции своих вождей. Как заметил Дубшан, образная система баллады, возможно, повлияла на образность в песне Окуджавы. Вот отрывок из третьей строфы баллады, который служит базой для таких предположений:
173
Среди них Стендаль, Байрон, Беранже, Гюго, Пушкин (на протяжении жизни Пушкин менял своё отношение к Наполеону), Тютчев, Лермонтов, и многие другие, включая австрийского поэта Цедлица.
174
Вольперт Л. И. «Хотя Пушкин предполагал, что лишь “второй том будет полон Наполеоном”, по существу, эта тема прямо или косвенно пронизывает все четыре тома. Две прекрасные статьи П. А. Вяземского, статья Пушкина “Французская академия”, воспоминания Н. Дуровой и Д. Давыдова, стихотворения “Ночной смотр” и “Полководец” близки романтическому мифу». (Лермонтов и литература Франции. Тарту. 2010. Интернет-публикация. С. 183.)
175
Жуковский В. А. Ночной смотр // Жуковский В. Собрание сочинений в 4-х тт. М.;Л. 1959. Т 1. С. 389.
Действительно, состав действующих лиц у Окуджавы тот же, что у Жуковского – император в сюртуке верхом на коне, за которым едут генералы и адъютанты, – но у Окуджавы «идёт другая драма», и различия не только жанровые – в одном случае это баллада, а в другом – песня, построенная на экфрасисе. Важнее различия в главной мысли: у Жуковского подчеркивается роль героя в истории, тогда как у Окуджавы внимание фокусируется на понимании истории вообще и одного поколения в частности в рамках концепции Дома как фундамента истории. В отличие от военного события – смотра войск у Жуковского, у Окуджавы описывается чисто гражданский эпизод – вечерняя верховая прогулка с подчёркнуто мирной образностью: флейты, клавесинов, очага и дыма, молока и хлеба; и хотя упомянуты слава и шрамы, но нет оружия. Выстраивается ряд образов, совершенно противоположный военной образности баллады, создающий настроение, можно сказать, антивоенное, что согласуется с хорошо известным отношением Окуджавы к войне и, как было отмечено выше, вытекает из пушкинского понимания истории. В песне Окуджавы нет героя как такового; героем, как и в некоторых других его стихах, [176] является целое поколение.
176
Окуджава Б. «Вымирает моё поколение…» // Окуджава Б. Стихотворения. С. 516.
У Цедлица есть ещё одна баллада о Наполеоне, переведённая Лермонтовым в 1840 году и названная «Воздушный корабль», в которой снова появляется призрак императора в сюртуке, правда, без коня и свиты, сзывающего живых и мертвых соратников [177] . В отличие от Жуковского и Пушкина, менявших на протяжении жизни свою оценку Наполеона, отношение Лермонтова к нему оставалось неизменным. Как отмечала Л. Вольперт, «тоска Лермонтова по героическим деяниям определила непреходящий характер его восхищения Наполеоном» [178] . В балладе Наполеон – герой, побеждённый роком, униженный врагами и покинутый соотечественниками. Концепция истории в этой балладе тоже отлична от трактовки истории Окуджавой, который, признавая и уважая личный героизм, скептически относился к героизации вождей; кроме того, образные истемы баллады и песни тоже не очень близки. Однако, как уже упоминалось выше, в песне связь с творчеством Лермонтова действительно существует, но не столько с балладой, сколько в виде прямой цитаты из раннего стихотворения Лермонтова под названием «Земля и небо», где земля и небо соответственно отнесены к жизни и уходу из неё, а в песне фигурируют в припеве.
177
Лермонтов М. Воздушный корабль // Лермонтов М. Собрание сочинений в 4 тт. Т 1. С. 48.
178
Вольперт Л. Лермонтов и литература Франции. С. 182.
Стихи Г. Иванова и «Батальное полотно»
Другим близким источником «Батального полотна» нельзя не признать «Видения в Летнем саду» Георгия Иванова [179] :
…И, постепенно оживая,Былое посещает сад.Своей дубинкой суковатойСтуча, проходит Петр, и вследВ туманной мгле зеленоватойС придворными – Елисавет…Скользят монархи цепью чинной,Знамена веют и орлы,И рокот музыки стариннойРаспространяется средь мглы.Оружья отблески… Во взорахОгни… Гвардейцев кивера…И, словно отдаленный шорох,По саду носится «ура»!Так торжествуют славных тениВеличье нынешних побед.Но на решетки, на ступениЛожится серый полусвет…Полоска утра золотаяРастет и гасит фонари,И призраки монархов, тая,Бледнеют в мареве зари.179
Иванов Г. Видения в Летнем саду // Иванов Г. Стихотворения. С. 144.
………………………………….
Стихотворение написано в самом начале Первой мировой войны, когда волна патриотизма увлекла многих русских литераторов, а с другой стороны, в художественной среде давно уже была распространена культурная ностальгия по «старому Петербургу». Исчезающие с восходом солнца призраки – распространённый в мировой литературе мотив. Георгий Иванов, несомненно, помнил стихи Жуковского и Лермонтова, когда описывал призраки русских царей, принимающие в сопровождении придворных парад призрачных войск. Другое дело, что здесь можно еще заметить аллюзию на реалистическое изображение возвращающейся с Балканской войны армии из первой главы «Возмездия», к 1914 году ещё не опубликованной, но, по свидетельству Сергея Городецкого, уже читанной Блоком в «башне» Вячеслава Иванова [180] . Прошло более сорока лет, и Георгий Иванов вновь вернулся к теме Российской империи, но уже к последним её мгновениям. Творческая манера его успела измениться, он пишет проще и лаконичнее. Вот это стихотворение полностью [181] :
180
Берзарк И. Отец Александра Блока // Русская литература. 1977. № 3. С. 190.
181
Иванов Г. Стихотворения. С. 465.