Загадочное происшествие в Стайлзе
Шрифт:
Мои приятные мысли были прерваны появлением мисс Ховард. Она поспешно огляделась вокруг, чтобы убедиться, что никого другого в комнате нет, затем вынула из кармана старый лист оберточной бумаги и подала его Пуаро.
— Наверху платяного шкафа, — загадочно пробормотала она и поспешно покинула комнату.
Пуаро с нетерпением развернул лист и, удовлетворенно кивнув, разложил его на столе.
— Посмотрите, Гастингс, какая, по-вашему, это буква — «Q» или «L»?
Лист бумаги оказался довольно пыльным, как будто какое-то время лежал открытым. Внимание Пуаро привлекла наклейка, на которой было напечатано: «Господа Паркинсоны, известные театральные костюмеры» и адрес —
— Это может быть «T» или «L», — сказал я, старательно изучив буквы, — но, конечно, не «Q».
— Хорошо, — подтвердил Пуаро, сворачивая бумагу. — Я согласен с вами, что это «L».
— Откуда это? — полюбопытствовал я. — Важная находка?
— Не очень. Однако она подтверждает мое предположение. Я подозревал о ее существовании и направил мисс Ховард на поиски. Как видите, они оказались успешными.
— Что она имела в виду, говоря: «Наверху платяного шкафа»?
— Хотела сказать, что нашла его именно там, — пояснил Пуаро.
— Странное место для куска оберточной бумаги, — задумчиво произнес я.
— Ничуть. Верх платяного шкафа — отличное место для хранения оберточной бумаги и картонных коробок. Я сам постоянно держу их там. Аккуратно уложенные, они не раздражают глаз.
— Пуаро, — серьезно спросил я, — вы уже пришли к какому-нибудь выводу по поводу этого преступления?
— Да… Я хочу сказать, что знаю, кто его совершил.
— О!
— Но, кроме предположений, у меня, к сожалению, нет никаких доказательств. Разве что… — Неожиданно он схватил меня за руку и потащил вниз, в волнении закричав по-французски: — Мадемуазель Доркас! Un moment, s'il vous pla^it! [47]
47
Минуточку, пожалуйста! (фр.)
Взволнованная Доркас поспешно вышла из буфетной.
— Дорогая Доркас, у меня появилась идея… маленькая идея… Если она окажется верной — какой чудесный шанс! Скажите, в понедельник, не во вторник, Доркас, а именно в понедельник, за день до трагедии, не случилось ли чего с колокольчиком в спальне миссис Инглторп?
Доркас удивилась:
— Да, сэр, теперь, когда вы напомнили… И правда случилось… Хотя ума не приложу, как вы про это узнали. Должно быть, мыши перегрызли проволочку. Во вторник утром пришел человек и все исправил.
С восторженным возгласом Пуаро схватил меня за руку и потянул в комнату.
— Видите, не нужно искать внешних доказательств… Нет! Достаточно сообразительности. Однако плоть человеческая слаба… Оказавшись на верном пути, испытываешь истинное удовольствие! Ах, друг мой, я словно заново родился! Я бегу! Скачу! — Он и правда выскочил из дома и побежал, подпрыгивая, по краю лужайки.
— Что случилось с вашим знаменитым другом? — послышался голос за моей спиной. Я повернулся и увидел Мэри Кавендиш. Она улыбалась, и я тоже улыбнулся в ответ. — В чем дело?
— Сказать по правде, я и сам не знаю. Пуаро задал Доркас несколько вопросов о колокольчике в спальне миссис Инглторп и пришел в такой восторг от ее ответа, что стал дурачиться. Вы сами видели!
Мэри засмеялась:
— Как странно! Посмотрите, он выходит из калитки. Значит, сегодня больше не вернется?
— Право, не знаю. Я давно отказался от попыток угадать, что он сделает дальше.
— Скажите, мистер Гастингс, ваш друг немного не в себе?
— Честное
48
Популярная в Англии пословица. Стала особенно известной после опубликования в 1865 г. книги «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла.
— Понимаю…
В то утро, несмотря на смех, Мэри была задумчива. Она выглядела серьезной и даже чуть грустной.
Мне пришло в голову, что это удобный случай поговорить с ней о Цинтии. Как мне показалось, я начал довольно тактично, но не успел произнести и нескольких слов, как она решительно меня остановила:
— Не сомневаюсь, мистер Гастингс, вы отличный адвокат, но в данном случае ваш талант пропадает напрасно. Цинтия может не беспокоиться, что встретит с моей стороны недоброжелательство.
Я было попытался, запинаясь, объяснить… Сказал, что надеюсь, она не подумала… Но Мэри снова остановила меня, и ее слова были так неожиданны, что почти вытеснили из моей головы и Цинтию, и ее неприятности.
— Мистер Гастингс, — спросила она, — вы считаете, что мы с мужем счастливы?
Я был захвачен врасплох и пробормотал, что это не мое дело — думать об их отношениях.
— Ну что же, — спокойно заявила Мэри, — ваше это дело или нет, а я вам скажу: мы несчастливы.
Я молчал. Мне показалось, что она не кончила говорить.
Мэри стала медленно ходить взад-вперед по комнате, чуть склонив голову набок. Ее стройная фигура при ходьбе мягко покачивалась. Неожиданно она остановилась и посмотрела на меня.
— Вы ничего обо мне не знаете, не так ли? — спросила она. — Откуда я, кем была, прежде чем вышла замуж за Джона… Короче говоря — ничего! Ну что же, я вам расскажу. Вы будете моим исповедником. По-моему, вы добрый… Да, я в этом уверена.
Нельзя сказать, что это подняло мое настроение, как следовало ожидать. Я вспомнил, что Цинтия начала свою исповедь почти такими же словами. К тому же исповедник, по-моему, должен быть пожилым. Это совсем неподходящая роль для молодого человека.
— Мой отец был англичанином, — начала Мэри, — а мать — русской.
— О! — отреагировал я. — Теперь понятно.
— Что понятно?
— Намек на нечто иностранное… другое… что вас всегда окружает.
— Кажется, моя мать была очень красивой, — продолжила Мэри. — Не знаю, потому что никогда ее не видела. Она умерла, когда я была еще совсем маленькой. По-моему, трагично: кажется, по ошибке выпила слишком большую дозу какого-то снотворного. Как бы там ни было, отец был безутешен. Вскоре после этого он стал работать в консульстве и, куда бы его ни направляли, всегда брал меня с собой. К тому времени как мне исполнилось двадцать три года, я уже объехала почти весь мир. Это была великолепная жизнь… Мне она нравилась. — На лице Мэри появилась улыбка. Откинув голову назад, она, казалось, погрузилась в воспоминания тех старых добрых дней. — Потом умер и отец, — наконец заговорила она. — Он оставил меня плохо обеспеченной. Я вынуждена была жить со старыми тетками в Йоркшире. — Мэри содрогнулась. — Вы поймете, что это была ужасная жизнь для девушки, выросшей и воспитанной так, как я. Узость интересов и невероятная монотонность такой жизни сводили меня с ума. — Она помолчала, а потом совершенно другим тоном добавила: — И тут я встретила Джона Кавендиша.