Заговор по-венециански
Шрифт:
— Прости. — Развернув скульптуру окончательно, Тетия отходит в сторону. — Мне так жаль.
Песна молчит.
Чуть отодвинувшись от стола, он только смотрит на осколки.
— О мать Менрвы!
И он едва не накидывается на скульптуру.
— Поразительно! — Песна отпихивает Тетию в сторону, чтобы посмотреть на работу с ее угла. — В сырой глине я увидел нечто, что обещало быть прекрасным, но такого не ожидал! Ты сотворила три равные отдельные сцены, которые сами по себе чудесны, однако вместе составляют преславную картину.
Тетия приглядывается
Восхищенный, Песна двигает таблички по столу.
— Гениально, воистину гениально. Эта скульптура обманывает глаз и расковывает воображение. Напомни, как ее название?
Тетия не находит что ответить, но вдруг вспоминаются слова Тевкра.
— Она называется «Врата судьбы».
— Именно. — Название вдохновляет Песну еще больше. Задумавшись, он чуть отходит от стола, касается лица руками. — Однако, моя юная одаренная Тетия, работа еще не совсем готова.
— Как так, магистрат? — нахмуривается Тетия.
— Серебро, — хитро улыбается Песна.
Тетия хмурится еще сильнее.
— Дабы воздать должное твоему труду — и тебе самой, — я привлеку к работе серебряных дел мастера. Он заключит сию красоту в серебро, чтобы сохранить ее навеки.
— Но…
Песна жестом руки заставляет Тетию умолкнуть.
— Мамарк — лучший в Этрурии. Он снимет слепки с твоих глиняных табличек и воссоздаст их в серебре, самом чистом, какое только будет добыто в моих шахтах. Ларс сей же момент займется этим.
Беспокойство Тетии растет.
Ошибкой было даже думать о том, чтобы дарить табличку Песне. Теперь же, когда ее увековечат в серебре, пойдет молва — и слух дойдет до Тевкра.
— Магистрат, скажи, как ты поступишь с табличками, когда их отольют из металла? Укроешь здесь, среди прочих вещей?
В глазах Песны вспыхивает огонек.
— Пока не знаю. Пусть сначала твой супруг освятит их на открытии храма. После — поглядим. Может, я на какое-то время оставлю таблички в храме как дар богам.
Повесив голову, Тетия отчетливо понимает: за свое предательство, за ложь ей таки придется заплатить.
— Магистрат, — просит она, — я передумала. Я правда должна одарить этими табличками своего мужа. Для тебя же изготовлю нечто иное, гораздо прекраснее, достойное твоего величия.
Тетия пытается завернуть таблички в тряпицу.
— А ну-ка! — рокочет Песна. — Как смеешь ты!
В его глазах пылает огонь.
— Сделаешь, как я скажу и когда скажу.
Внезапная боль пронзает живот, и ноги подгибаются.
Опершись для равновесия о стену, Тетия принимается глубоко дышать.
Но Песне плевать, он не смотрит, что девушке плохо. Лицо его побагровело, глаза распахнуты и излучают гнев.
— Я уже велел тебе однажды принять это как волю богов. Вот и смирись. А сейчас пошла прочь! Убирайся, пока я не приказал выпотрошить и скормить свиньям тебя и твоего бесполезного нетсвиса.
Глава 25
Больница
В холодном очищенном воздухе морга Валентина трет руки, чтобы хоть как-то согреться. Том на холод внимания будто не обращает, а профессор Монтесано, похоже, привык к низкой температуре. Майор Карвальо пробегается языком по зубам, словно стирая с них какой-то мерзкий привкус или очищая слова, которые желает произнести:
— Нам надо узнать, имеет ли удаление печени некий религиозный подтекст?
Том, не отрываясь, смотрит на тело девушки-подростка. Оно лежит на металлическом столе, как разделанная туша на длинном серебряном подносе.
— Вы хотели сказать, сатанинский подтекст?
— Si.
Том бросает взгляд на майора.
— Многие века назад некоторые народы считали печень куда более важным органом, нежели сердце. — Он переводит взгляд на профессора Монтесано. — Полагаю, тому есть медицинское объяснение?
— В самом деле, — соглашается патолог. — Печень — самая крупная железа и внутренний орган, без которого, равно как и без сердца, прожить невозможно. Она настоящий шедевр анатомии. Выполняет множество функций: от детоксикации до синтеза протеина; участвует в пищеварительном процессе. — Он скрещивает руки на груди. — Кроме того, весит немало: в среднем килограмм — полтора. Печень взрослого человека может быть размером с мяч для регби.
Лекторскую эстафету принимает Том:
— Однако печень и сердце долгое время наделялись сверхъестественным значением. Из далеких стран вроде Коста-Рики поступают сведения о сатанистах, использующих в черных мессах и ритуалах инициации сердц а, печень козлов, овец и порой лошадей. В своих взглядах на органы они не одиноки. Египтяне, к примеру, бальзамировали сердце покойника и хранили отдельно, чтобы в Судный день его могли взвесить. Если сердце было отягощено грехами — или же вырезано из тела во время убийства, — тогда боги не пускали душу в загробный мир. Этруски — ваши предки — полагали печень важнее сердца. Человеческая печень считалась вместилищем души, а печень животных — священным органом. По ней даже гадали.
Вито почесывает кончик носа, как всегда, когда напряженно думает.
— Зачем кому-то было вырезать печень у Моники Видич?
Том пожимает плечами.
— Сатанисты используют все части тела жертвы, как символического, так и сексуального свойства. Половые органы служат для немедленного удовлетворения похоти, а вот прочие — глаза, уши и внутренности — обычно связываются с более старыми, можно сказать, древними ритуалами и обрядами осквернения.
Том снова пробегается взглядом по открытым ранам на теле покойницы. Он-то думал, после вскрытия патолог зашьет труп. Не тут-то было: что осталось от внутренностей, видно снаружи, и это ужасно. Тело Моники — просто оболочка, без намека на прижизненную уникальность, на личность.