Заговор русской принцессы
Шрифт:
— Давно ждешь? — по-деловому спросил Петр, присаживаясь за стол.
Дождавшись, пока Петр сядет, гость устроился напротив:
— Недолго, государь, — негромко отвечал гость.
С улицы раздался новый взрыв хохота. Веселье набирало обороты. Через какой-то час, когда глотки окончательно охрипнут и силы останется только на то, чтобы довести даму до уединенного уголка, веселье понемногу спадет, чтобы затем возобновиться в следующие сумерки.
Петр Алексеевич подошел к окну. За дальним столом он рассмотрел молодую девушку лет шестнадцати в дорогом
— Кто такая? — показал Петр на девицу. — Прежде я ее не видывал.
Мужчина охотно поднялся и подошел к окну.
— Это младшая дочь бургомистра.
Губы Петра разлепились.
— Весьма аппетитная барышня.
— О, да Петр!
— Нужно будет ею заняться.
По губам гостя скользнула загадочная улыбка.
— Что говорят обо мне в Европе?
Гостем Петра был лифляндский дворянин Марк Паткуль, гордившейся тем, что его предок был оруженосцем у самого Карла IV, германского короля и императора Священной Римской империи. С Россией его сближала нелюбовь к Швеции. Едва великое посольство переступило пределы Шведского королевства, как Паткуль через Лефорта, с которым познакомился еще в Голландии, когда тот воевал под ее знаменами, передал письмо, в котором выражал желание служить русскому царю. В знак своих серьезных намерений к письму была приложена подробная схема рижской крепости, где отмечались наиболее уязвимые места в обороне.
Государь встречался с дворянином дважды, пока, наконец, не убедился в его искренности. Паткуль даже отказался взять за свои услуги деньги и единственное, чем тот довольствовался, так это бокалом вина, жалованного из рук самого Петра.
Благодаря своей родословной и в силу авантюрного характера, Марк Паткуль был вхож едва ли не во все королевские дворы Европы, в которых имел немало своих осведомителей.
— Петр, тебя не воспринимают серьезно. Считают, что ты шут с царской короной на голове.
Губы царя болезненно дернулись.
— Кто же такой… смелый?
— Император Леопольд.
— Когда же он меня успел узнать близко, если мы с ним даже ни разу не встречались?
— Петр, они не ожидают от тебя ничего серьезного. По их мнению, самое большее, на что ты способен, так это устраивать фейерверки и кутить ночи напролет. Но я хочу тебя предупредить, тут важно не переиграть и всему знать меру. Они могут почувствовать, что ты просто валяешь дуралея, и тогда начнут относиться к тебе настороженно.
— Марк, обо мне не беспокойся. Я знаю, что делаю. У тебя есть люди при дворе шведского короля?
— Я в приятельских отношениях с военным министром. Он часто бывает со мной очень откровенен.
— Узнай, сколько в Швеции кораблей.
— Попытаюсь.
— Численность гарнизона в Риге.
— Хорошо.
— Думаю, что война со Швецией не за горами. С кем Карл ведет переговоры на случай возможной войны с Россией?
— Главные его союзники Турция и Крым.
— Есть ли возможность
— Очень трудная задача. Для этого нужны деньги. Разумеется, не для меня. Ты же знаешь, Петр, я работаю за идею…
— Ведомо, — прервал Петр.
— Но имеются другие люди, которые не столь бескорыстны.
С улицы раздались удары барабанов. В хоре голосов Петр услышал смех Александра Меншикова. Петр распахнул занавесу. Дочка бургомистра была для государя потеряна, — расторопный денщик, положив ладонь на ее пухлое плечо, что-то оживленно рассказывал.
— Хорошо, ты получишь деньги. Но постарайся не рисковать понапрасну. Я буду писать тебе потаенными чернилами.
— Хорошо, Петр.
— У меня к тебе есть еще один вопрос… впрочем, забудь, — отмахнулся Петр.
— Мне бы не хотелось, чтобы между нами была какая-то недоговоренность.
— Хорошо. Тогда ответь мне, зачем ты помогаешь мне? Должна быть какая-то корысть.
— Хорошо… Видно, настало время. Прусский курфюрст велел передать тебе, что предоставит военную помощь…
— Что в обмен?
— Как только мы разгромим шведского короля, то Лифляндия должна будет отойти к прусскому курфюрсту.
— Хм… Почему он не скажет мне об этом лично?
— Он не хочет наносить бесполезных визитов.
— Хорошо. Передай ему, что я согласен.
— Мне бы хотелось, чтобы ты скрепил свое обещание на бумаге.
Петр достал бумагу и широким размашистым подчерком написал: «После победы над Карлом ХП обещаю отдать прусскому курфюрсту Фридриху III Лифляндию. Царь Петр». Помедлив секунду, расписался так же широко.
— Держи!
Аккуратно сложив письмо, Паткуль спрятал его в камзоле.
— Чего ты желаешь для себя?
— Ничего. Я служу прусскому королю… и России. Мне надо идти.
— Иди той же дорогой, — предупредил Петр. — Не бойся, там никого нет. Если бы кто-то шлялся, так меня бы предупредили.
Утро для герцога Саксонского началось с благой вести, посыльный, едва постучав в дверь, сообщил: русские войска уже подошли к границам Польши.
Русские стрельцы, растянувшись на десяток верст, подошли к границе Польши под самый вечер. Начинать военные действия не торопились: вытоптав на лугу траву, разбили шатры, а потом, балуясь, распалили костры до самого неба. Находясь в добром подпитии, играли на дудках и били в барабаны, после чего устроили кулачные бои и, вконец обессилив, повалились на стоптанную траву почивать, не позабыв выставить караул.
Польские уланы с затаенным молчанием наблюдали за баловством русских. Подошедшее воинство невольно приводило в трепет своей разудалостью, а в громких песнях, в сочетании с лихими танцами, было столько боевого озорства, что каждому недоброжелателю, глядючи на их молодецкое веселье, хотелось жить с ними в мире.
В души невольно закрадывался страх, что таковые детины могут попросту на острие своих пик донести волю русского царя до самой Варшавы, мимоходом завоевав полсотни германским княжеств.