Заговор в Древнем Риме
Шрифт:
— Считаю весьма постыдным со стороны наших властей проявлять столь мало внимания к продвижению таких достойных молодых государственных деятелей, как ты, — сказал Катилина.
Должен признать, что его заявление польстило мне гораздо больше, чем заискивания Курия. По крайней мере, Катилина умел говорить с убедительностью, внушавшей впечатление, будто он и впрямь так думает.
— К сожалению, от меня здесь почти ничего не зависит, — ответил я. — Публичные деятели моего ранга имеют мало власти. А в скором будущем мне вообще предстоит выйти из их рядов.
— И все же кое-что, думаю, ты можешь предпринять, — заметил Катилина. — Надо бы нам с тобой об этом потолковать.
В этот миг женщина-мажордом объявила начало трапезы, и все направились в столовую. К моему удовольствию, возлежать за столом мне довелось рядом с Аврелией. Хотя ее соседство не могло быть полезно в связи с расследуемым мною заговором, я не видел причины отказывать себе в приятном женском обществе во время выполнения общественного долга. В конце концов, я был молод.
Не хочу никого утомлять перечислением вин и кушаний, поданных к столу, хотя с годами гораздо лучше стал запоминать такие подробности. Но тогда важнее для меня было само общество. Каждый из присутствующих мужчин, за исключением меня, в то или иное время преследовался в судебном порядке за коррупцию. Правда, этой участи в те времена мало кто мог избежать. Дело в том, что всякому восходящему к власти сенатору нужно было создать себе имя. Легче всего это было сделать, выдвинув против кого-нибудь из публичных деятелей такие обвинения, как подкуп, взяточничество и вымогательство, — этот путь прошли почти все сенаторы. Однако все присутствующие на званом вечере некогда были признаны виновными на основании неопровержимости выдвинутых против них улик. И все они остались по уши в долгах.
Все вышесказанное, только в гораздо большей степени, относилось и к Катилине. Кроме того, преступления, в которых он обвинялся, носили не только политический характер. О его кровожадном упорстве в реализации проскрипционной политики Суллы слагались легенды, но он всего лишь приобрел славу одного из многих молодых карьеристов, приспособившихся к тем тяжелым временам упоминалось о тайной связи Катилины с весталкой Фабией, когда обвинение против него выдвинул Клодий. Даже в доброжелательной атмосфере судебного процесса поведение Катилины выходило за рамки обыкновенного гнева. Когда он пожелал жениться на Орестилле, против этого восстал его взрослый сын от первого брака. Если верить слухам, то Катилина его убил. Не знаю, была ли в этой молве хотя бы доля правды, но могу сказать одно: вокруг Катилины всегда роились скандальные толки. Всякий раз, когда он вступал в борьбу за должность консула, его подвергали судебному преследованию за вымогательство, тем самым вытесняя из рядов кандидатов. Во время последних выборов его обвиняли в преступной деятельности. Цицерон заявил, что Катилина вознамерился его убить, и окружил себя личной охраной, бросив еще один камень в подпорченную репутацию Катилины. Не могу с уверенностью сказать, была ли во всех этих обвинениях хоть капля истины. Катилина часто жаловался на то, что имел множество врагов в высших эшелонах власти. Однако среди его современников вряд ли нашелся бы такой, который заслуживал иметь их больше, чем он.
Впрочем, меня интересовал тогда не столько Катилина, сколько его друзья, ибо, при всей неистовости его натуры, не верилось, что Катилина без чьей-либо помощи представлял существенную угрозу государству. Уж очень он был распутен, а политиком слыл слишком прямолинейным и близоруким. Кроме того, все знали о его бедности. По части интеллекта ему было далеко до Цезаря, который сумел обратить свои долги в преимущество. Еще меньшую угрозу являли собой его приспешники. Однако то, что меня пригласили в их общество, показалось подозрительным. Хорошо, что Целер дал мне полуофициальный статус для ведения расследования. Если Катилина и впрямь замышлял заговор против государства, то за ним должен был стоять кто-то еще.
— Ты хорошо знаком с моим отчимом? — спросила меня Аврелия.
Все присутствующие за столом говорили между собой вполголоса.
— Мы с Луцием Сергием встречаемся большей частью в неофициальной обстановке, как, например, сегодня. В официальной — гораздо реже. Он стал претором задолго до того, как я получил право избираться квестором.
— Странно! — протянула девушка томным голосом, сверля меня взглядом. — Странно, что вокруг него теперь все время вертятся молодые люди.
Этому заявлению можно было дать различные толкования. Но я не стал спрашивать, что она имела в виду.
— Однако ты на них совсем не похож, — добавила Аврелия.
— Да? Хочешь сказать, что они все на одно лицо? — удивился я.
На самом деле меня интересовало, к какому типу мужчин она относит меня.
— В некотором смысле да, — уклончиво начала она. — Они высокого происхождения и совершенно никчемные. Греческие учителя, хорошая одежда и полное безденежье. По возрасту им впору пребывать в легионах, но они никогда там не служат, — она посмотрела на мой шрам. — Ты же, судя по всему, прошел эту школу. Значит, публичная должность тебе досталась не без борьбы. Кроме того, у тебя нет бороды.
Я почувствовал, как на затылке у меня волосы встали дыбом, и отхлебнул разбавленного водой вина, чтобы погасить свое волнение.
— Они носят бороды?
— Да. — Вид у нее был несколько озадаченный. — Большинство из них. Полагаю, это своего рода вызов условностям общества. Возможно, единственный, который они могут себе позволить. Разве ты их не видел?
— Служебные обязанности, увы, удаляют меня от общества. Но иногда мне доводилось встречать их в городе. Я думал, что они представители какого-то особого направления в философии.
— Ничего подобного. Некоторые из них — выходцы из древнего рода Мариев. Для них это своеобразное оправдание того, что их отстранили от власти. Думаю, они считают хорошим вкусом появляться на людях в таком виде.
— Не следует ли из всего этого, что друзья твоего отчима не вызывают у тебя большого восхищения?
— Главное, что восхищение у них вызываю я.
Аврелия пожала плечами — жест, который трудно было выполнить почти в лежачем положении. Однако, исполненный ею в совершенстве, он вызвал соблазнительное колыхание ее высоких грудей.
— Людей, способных вести за собой других, можно по пальцам пересчитать, — продолжала она. — Остальные — обыкновенное стадо.
— Надеюсь, что не принадлежу к последним, — заметил я.
Аврелия одарила меня холодным взглядом.
— Возможно, — сказала она, очевидно выискивая в моей внешности черты домашнего скота.
— Но почему эти безденежные молодые люди так привязались к Луцию? — простодушным тоном осведомился я.
— Ничего удивительного в этом нет. Он чем-то похож на Суллу. Может человека самого ничтожного положения поднять до вершин власти. Не удивительно, что это качество привлекает к нему людей, не способных совершить подобное восхождение без посторонней помощи.