Заговор в Древнем Риме
Шрифт:
Когда я прибыл в Цирк, жизнь в нем шла полным ходом. До следующих скачек оставалось несколько дней, и все, кто принимал участие в предварительной процессии, участвовали в репетиции. Рабы, которым предстояло нести на плечах носилки со скульптурами богов, подняв специальную платформу, шагали под звуки марша, который музыканты исполняли на трубах, лирах и флейтах. На маленьких позолоченных колесницах, запряженных пони, везли такие атрибуты богов, как фульгуриты, совы и павлины. Этими очаровательными повозками управляли дети, которые по каким-то соображениям должны были иметь в живых обоих родителей. Облаченные в белые одежды, они исполняли свои обязанности с чрезвычайной серьезностью. Музыканты громко играли на своих инструментах, а женщины со всклокоченными волосами неистово плясали с бубнами, изображая менад, чествующих бога Бахуса. Группа мужчин в шлемах с перьями и красных туниках, с копьями и щитами двигалась в медленном ритме величественного военного танца. Следующие за ними артисты, выряженные сатирами с козьими хвостами, привязанными сзади, и огромными фаллосами, прикрепленными к чреслам, исполняли непристойную пародию на этот танец. Не хватало только толпы на трибунах.
На песке проходили тренировки лошадей, чтобы те смогли привыкнуть к беговым дорожкам и окружавшему их обширному пространству. Я прошел вдоль всей арены за невысокой каменной стенкой, которая в те времена еще не была уставлена колоннами, обелисками, изваяниями и статуями богов, которые украшают ее сейчас. Конической формы столбы, стоящие на концах арены, были увенчаны семью золотыми яйцами, символизирующими семь заездов скачек. После каждого заезда одно яйцо снимали. Позже к ним добавили исторгающих воду дельфинов, которые помогали зрителям чувствовать, как утекают их деньги.
После проезда колесницы привезенный из Африки песок на арене тщательно разглаживали. Я не без удовлетворения отметил, что он вновь приобрел свой естественный цвет. Будучи эдилом, Цезарь распорядился, чтобы в песок добавляли измельченную медную руду, придававшую ему зеленоватый оттенок — цвет партии, которую он поддерживал. Миновав хребтовый камень, я осторожно, чтобы не попасть под колесницу, пересек дорожку и вышел через главные ворота стадиона.
За этими воротами размещались конюшни, которые по своим размерам могли соперничать с самим стадионом. Поскольку старейшими партиями были «белые» и «красные», то именно их конюшни и штаб-квартиры располагались ближе всего к Цирку. Штаб-квартира «красных» находилась в шестиэтажном здании, надстроенном над кирпичными стойлами, которые занимали три этажа, включая подвал. Этажи были соединены пандусами, достаточно широкими, чтобы по ним могли проехать две запряженные четверками лошадей колесницы. Надстроенное и оштукатуренное деревянное сооружение выкрасили, естественно, в красный цвет. Снаружи его украсили статуями прославленных лошадей, а на фасаде развесили пластинки с кличками сотен других четвероногих знаменитостей и перечнями их побед. Чем ближе я подходил, тем сильнее конский запах бил в нос, и все же гораздо легче было мириться с ним, нежели с тем зловонием, которым был пропитан город.
Кабинеты начальников занимали большую часть второго этажа деревянного здания. Для своего функционального назначения они были слишком просторны и чересчур роскошно обставлены. При входе в здание у меня создалось впечатление, будто я попал в другой мир. Прежде всего поразили святилища богов, которых я нигде не видел прежде. Кроме того, стены помещений изобиловали загадочной символикой, связанной с ритуалами конной гильдии. Кстати, в церемониях принимали участие все ее члены — как свободнорожденные граждане, так и рабы с вольноотпущенниками. Внутри конной гильдии создавались другие профессиональные гильдии, которые строили собственные алтари и даже маленькие храмы, особенно красивые у гильдии возничих, похороны которых были частыми и наиболее пышными.
Когда я поднялся на второй этаж, рабы устанавливали там довольно грубой работы статую наездницы, сидящей в женском седле на лошади и держащей в руке ключ. Руководил работой человек в одежде всадника.
— Это Эпона, — произнес он, заметив мой интерес к ней. — Галльская богиня-лошадь. Ее подарили нам поставщики лошадей из Трансальпийской Галлии.
— А что означает ключ? — полюбопытствовал я.
— Думаю, что он открывает конюшни, — пояснил человек и, обернувшись, представился: — Гельвидий Приск. Один из руководителей «красной партии». Чем могу служить Сенату и народу Рима?
Римлян всегда отличало любопытное качество — умение с первого взгляда распознать публичного деятеля. Квестор не имел никаких знаков отличия, меня никогда не сопровождали ликторы, да и одежда моя была как у рядового гражданина. Однако этот человек безошибочно угадал во мне чиновника. Менее всего можно было надеяться, что он запомнил мое лицо со дня выборов. В огромной толпе кандидатов нужно было быть двадцатифутовой статуей Юпитера, чтобы врезаться кому-то в память. Избран я был потому, что внес свое имя в список кандидатов, а клиентов у Метеллов было больше, чем у кого-либо иного. Публичные должности низшего ранга были нам предназначены от рождения, а что касается высших постов, то за них приходилось бороться наравне с остальными.
— Меня зовут Деций Метелл. Расследую убийство Децима Флавия.
— Добро пожаловать, квестор. Твой визит — большая честь. Прошу прощения за шум и беспорядок — готовимся к скачкам, подбираем жеребцов для участия в октябрьском Празднике лошади. Пожалуйста, проходи сюда.
Я проследовал за ним в большую комнату. Одну из ее стен почти целиком занимал балкон, выходящий на ворота цирка. На широкой эспланаде разноплеменные конюхи выгуливали лошадей и разговаривали с ними на том языке, какой был им понятен.
Посреди комнаты стоял широкий стол, заваленный грудами свитков и листов папируса. Здесь также высилась стопка бронзовых табличек с родословными лошадей, нередко уходящими корнями в далекое прошлое. За столом сидели секретари-вольноотпущенники и несколько человек, принадлежавших к сословию всадников. Среди всех выделялся человек в странной островерхой шапочке, по которой можно было узнать в нем фламина. Как выяснилось позже, это был Луций Корнелий Лентул Нигер. Он находился здесь в качестве первосвященника жреческого культа Марса и был призван наблюдать за отбором лошадей на октябрьские скачки. Редко можно было встретить фламина за пределами собственного дома, если не считать того времени, когда он исполнял свои жреческие обязанности. Эта должность накладывала большие ограничения — ритуальные табу, что делало жизнь фламина нелегкой. Помнится, место высшего первосвященника, фламина Юпитера, пустовало двадцать четыре года, ибо никому не хотелось брать на себя этот груз.
— Децим Флавий был самым дееспособным руководителем партии, — сказал один из всадников. — Весть об этом ужасном убийстве стала для нас большим потрясением.
— При каких обстоятельствах было обнаружено тело?
— Чистильщик улиц нашел его неподалеку от цирка, — ответил Приск. — Флавий ушел отсюда накануне вечером, еще до темноты. Жил он на противоположной от цирка стороне и частенько ходил домой этой дорогой.
— Не мог бы ты позвать сюда чистильщика? — попросил я, и за ним послали раба. — Не было ли обнаружено рядом с трупом орудие убийства?
— Да, было, — ответил один из директоров.
Он взял коробку и, порывшись среди папирусов, лент и сломанных восковых печатей, вытащил нож и подал его мне. Это было необычное орудие убийства. У него не было крестообразной гарды, рукоятка — из простого рога, а обоюдоострый клинок восьми дюймов в длину на конце резко загибался крючком. Кто-то постарался и тщательно отчистил его от остатков крови.
— Если не ошибаюсь, это нож возничего? — осведомился я.
Поскольку вожжи ездока привязаны к поясу, в его распоряжении имеется всего несколько секунд, чтобы успеть их перерезать и освободить себя от лошади, прежде чем та сбросит его на землю и поволочет за собой. Если ему удастся это сделать вовремя, он может избежать удара об арену или каменную поперечную стенку, который зачастую заканчивается плачевно. Правда, существует еще риск быть затоптанным другой лошадью.