Заговор Важных
Шрифт:
Не ожидая ответа, который, впрочем, ее и не интересовал, Жюли д'Анжен насмешливо продолжала:
— Поклену не нравится собственное имя, и он взял смешной псевдоним Мольер. [48] Фарс, который мы едем смотреть — а сей Мольер пишет даже фарсы! — называется «Лекарь-рогоносец».
Пожав плечами, Монтозье обреченно посмотрел на Луи, призывая его не придавать значения насмешкам своей невесты.
Двадцатишестилетний маркиз, почти на десять лет моложе Жюли, высоко ценил аналитический ум Фронсака и его научные познания, столь редкие среди придворных. В обществе Луи он и сам имел возможность блеснуть эрудицией в области физики и химии. Монтозье также пытался писать
48
Говоря о Мольере, автор допускает неточности. Отцом его был королевский обойщик. Контракт на аренду зала для игры в мяч был заключен только в сентябре 1643 г., а открытие «Блистательного театра» состоялось 1 января 1644 г. Псевдоним Мольер появился в июне 1644 г.
Монтозье обожал встать на противоположную собеседнику точку зрения и отстаивать свою правоту вплоть до полного разрыва с оппонентом.
Цельность натуры в сочетании с несговорчивым характером отпугивала от маркиза многих, а его непреклонность, граничившая с нетерпимостью, снискала ему славу большого оригинала. Впоследствии Монтозье послужит для Поклена — то есть Мольера — прообразом Альцеста в комедии «Мизантроп».
Луи любил Монтозье, ценил его за честность, верность своим принципам и своему королю, за великодушие и за то, что — редкость в эту эпоху — он был противником смертной казни. Упрекнуть маркиза можно было только в избытке ревности к Венсану Вуатюру и маркизу де Пизани.
— Ненавижу фарсы, этот пошлый набор скабрезных фраз и непристойных жестов, — заявил маркиз, недовольный выбором Жюли д'Анжен.
И он вызывающе посмотрел на своих соседей по карете, полагая, что они немедленно вступят с ним в спор.
Жюли де Вивон взяла Луи за руку, давая понять, что на провокационные заявления кузины и ее жениха лучше не отвечать и хранить молчание.
Спор никто не поддержал, и он прекратился сам собой.
Проезжая по Новому мосту, Луи рассеянно созерцал разношерстную толпу, окружавшую карету. Новый мост являлся истинным центром города. Там расхаживали вооруженные лакеи, сбывавшие из-под полы добро своих хозяев, торговцы каштанами и крысиным ядом, продавцы уксуса, зубодеры и трубадуры, дрессировщики медведей и паяцы, толпились доступные девицы, выдававшие себя за служанок или прачек.
Перебравшись на левый берег, карета направилась к Нельским воротам, в новый квартал, где шло бурное строительство.
В прошлом веке этот уголок Парижа еще вмещался в стены времен Филиппа Августа, проходившие по нынешней улице Мазарини. В конце стены, на берегу Сены стоял Нельский дворец, над которым высилась зловещая башня; [49] небольшое здание рядом с ней именовалось Малым Нельским дворцом.
В подножии Нельской башни проделали новые — Нельские — ворота, выходившие на грязную дорогу. Дорога вела на пустырь Пре-о-Клер, расположенный под стенами аббатства Сен-Жермен.
49
Нельская башня — одна из четырех сторожевых башен, бывших частью городских укреплений средневекового Парижа, служила также и тюрьмой; снесена в 1771 г.
В свое время здание Нельского дворца приобрел Луи де Гонзаг, герцог Неверский, и перестроил его в соответствии с собственными вкусами. В этом дворце его супруга-герцогиня набожно сберегала голову своего любовника Коконнаса.
Внучка Невера, Мари де Гонзаг, любовница Сен-Мара, в 1641 году продала обветшавший дворец Анри де Генего, и тот с помощью Мансара превратил его
В этом квартале уже за пределами городских стен появилось множество новых домов и проглядывали контуры будущей улицы Мазарини, строившейся на месте улицы, носившей название Фоссе. В этом месте древнюю стену снесли почти целиком. Квартал стал модным со времен королевы Марго, когда для нее там построили дворец. В начале улицы Фоссе, на берегу Сены бродили стада домашних животных, лошади, мулы, ослы, коровы и овцы испражнялись в грязные воды Сены.
Карета свернула налево, и вскоре справа показался зал для игры в мяч, снятый Покленом для своего театра. Горделивая надпись, выполненная большими буквами на длинном куске ткани, прибитом над дверями, извещала, что здесь дает представления «Блистательный театр».
Пассажиры вышли из кареты, и кучер отправился на соседний постоялый двор — кормить коней и дожидаться хозяев.
Наши друзья вошли в просторный зал, скудно украшенный несколькими потертыми гобеленами. В помещении толпился народ: ремесленники, солдаты, стряпчие, пажи и личности неопределенных занятий, выражавшие радость по поводу посещения театра всевозможными выкриками, шуточками, а также хрюканьем и мычаньем. Полицейский комиссар с дюжиной помощников с трудом пытались навести хотя бы видимость порядка.
Если ложи в зале отсутствовали, для людей благородного звания стулья ставили прямо на сцене. Заплатив по восемнадцать су за каждый билет, обе Жюли, маркиз и Луи проследовали на сцену в сопровождении служителя по залу.
Очень скоро все кресла на сцене были заняты, и служителю пришлось поставить еще несколько банкеток, так что место для игры актеров изрядно сократилось.
Легкая перегородка отделяла сцену от публики. Луи по привычке внимательно осматривал зажженные свечи, расставленные по всему залу, прикидывая, куда бежать в случае пожара.
После долгого, но чрезвычайно шумного ожидания представление наконец началось. Давали две пьесы: драму Тристана Лермита [50] «Смерть Крита» и фарс Поклена «Лекарь-рогоносец». Муж, уверенный, что жена ему изменяет, гонялся за женой, в то время как служанка колотила ревнивого супруга метлой. Грубые и бесстыдные персонажи находили любой предлог посмеяться и повалять дурака.
Жодле делал то же самое в Бургундском отеле, [51] но делал Жодле талантливо, чего нельзя сказать о труппе Поклена. Однако текст был хорош, характеры выразительные, так что Луи был приятно удивлен.
50
Тристан Лермит (1601–1665) — поэт, писатель, драматург.
51
Жодле — псевдоним актера Жюльена Бедо, прославившегося исполнением фарсов. Бургундский отель — драматический театр, созданный в 1548 г. в Париже, один из трех театров, из которых впоследствии образовался театр «Комеди Франсез».
Спектакль окончился; по дороге к карете Жюли д'Анжен сообщила кузине, что ненавидит шутовство комедиантов, и попыталась взвалить на Луи ответственность за выбор спектакля.
— Решительно, шевалье, вашему однокашнику из Клермонского коллежа лучше бы стать, как и вы, нотариусом или же оставаться лакеем, как его отец…
Тут вмешался Монтозье:
— Моя дорогая Жюли, я с вами не согласен, Поклен всего лишь дебютант, но он талантлив, и у него, несомненно, есть будущее. Вот увидите, через несколько лет вы пожалеете об этих словах. Мне понравились обе пьесы, и сыграны они прекрасно, поэтому я ничуть не жалею, что провел сегодняшний вечер в театре.