Захваченная грешником
Шрифт:
Довольная проделанной работой, я захожу в Burger King перекусить. Я заказываю самый большой бургер с картошкой фри и кока-колу.
После ужина я планирую понежиться в своей ванне.
Счастливая улыбка изгибает мои губы, пока я не задаюсь вопросом, узнали ли охранники, что я улизнула от них.
Я уверена, что Николас дышал бы мне в затылок, так что я, вероятно, в безопасности.
_______________________________
— Тесс, я подумала, мы могли бы пройтись по магазинам в следующую субботу? У тебя есть время? —
Воскресный обед не так уж плох. Николас чертовски сварлив, но, по крайней мере, он не откусил мне голову.
Улыбаясь Афине, я киваю.
— Конечно. Дай мне знать, в какое время тебе удобно.
Когда в пятницу мы отправились за платьем по магазинам, это оказалось приятным занятием. Я все еще знакомлюсь с Афиной, но она и Бэзил мне нравятся.
— В девять часов, — отвечает она. — Чем раньше мы начнем, тем лучше. Потом мы можем пообедать.
— Звучит здорово. Я с нетерпением жду этого. — Я бросаю взгляд на Николаса, который едва притронулся к еде. На его лице клубится грозовая туча, и он, кажется, глубоко задумался о чем-то, что явно его расстраивает, пока он вертит стакан с виски в руках.
Должно быть, тяжело нести груз мафии на своих плечах.
В моем сердце появляется проблеск жалости, прежде чем я сосредотачиваюсь на тарелке с едой передо мной. По мере того, как обед подходит к концу, атмосфера становится напряженной, а выражение лица Николаса становится все мрачнее.
Как только официанты убирают со стола, я встаю. С улыбкой на губах я говорю:
— Наслаждайтесь остатком дня.
Я выбегаю из столовой и почти добегаю до входной двери, прежде чем Николас хватает меня за руку, и тащит в свой кабинет.
Дерьмо.
Он узнал, что я сбежала от охраны? Черт, может быть, он узнал, что я пожертвовала большую часть средств, которые он дал мне, на благотворительность?
Уф, просто мне повезло.
Как только меня заталкивают в кабинет и дверь захлопывается, мое сердце подскакивает к горлу.
О, Боже. У меня серьезные проблемы.
Поворачиваюсь лицом к Николасу, в его глазах таится ужасающая жестокость. От этого у меня пересыхают губы, и я нервно облизываю их.
Черт. Черт. Черт.
Наклонив голову, его глаза впиваются в мое лицо с интенсивностью ядерной бомбы.
— Ты думаешь, это игра, Тереза? — Тонко завуалированная ярость понижает его голос, так что он становится глубоким и хищным.
Дрожь пробегает у меня по спине. Я быстро качаю головой и, предполагая, что конфронтация связана со вчерашним великим побегом, пытаюсь объяснить:
— Мне просто нужно было немного побыть одной. Не похоже, что мне угрожает какая-то опасность. Охранники действительно не…
Мое предложение обрывается, когда Николас бросается вперед, как молния. Его пальцы сжимают мое горло, и я вынуждена запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. Видя всю мощь его ярости, от которой его глаза темнеют до полуночной черноты, я почти хнычу.
Мое беспокойство опасно подскакивает, чего не было со времен свадьбы. Николас был ко мне снисходителен, и это позволило мне ослабить бдительность. Моя правая рука сжимает сумку, в которой лежат мои таблетки успокоительного, а левая поднимается, чтобы обхватить его запястье.
— Я тот, кто, блять, решает, в опасности ты или нет! — огрызается он. Он не контролирует свою ярость, что говорит мне о том, насколько нестабильна ситуация.
Я слишком сильно надавила.
Боже.
— Прости, — хнычу я.
— Ты связана со мной, Тереза. Это делает тебя мишенью по умолчанию. Мои враги используют любого из моих близких против меня. Ты, блять, понимаешь это?
Но на самом деле я не член семьи. Я не близкий человек.
С другой стороны, когда дело доходит до мафии, не имеет значения, что я чувствую по этому поводу.
— Я понимаю, — шепчу я, во рту слишком пересохло, чтобы сказать что-то еще.
Николас продолжает смотреть на меня так, словно собирается убить в любую секунду. Мой страх усиливается, беспокойство скручивает мой желудок в тугой узел.
‘Мертвые сучки не могут доносить’, — голос Ирен преследует меня, делая все в миллион раз хуже, потому что Николас может убить меня. Так же, как Ирен, он может причинить мне боль.
Он наклоняется, его дыхание скользит по моей челюсти, пока не обжигает ухо.
— Что я говорил о непослушании мне?
— Ч-что б-будут п-последствия, — заикаюсь я, не в силах скрыть, как сильно он пугает меня прямо сейчас.
Глубоко в его груди раздается рокот, от которого у меня по коже пробегают мурашки.
В течение самой пугающей минуты в моей жизни Николас остается совершенно неподвижным, его дыхание согревает мое ухо, его пальцы сжимаются на моем горле. Как раз в тот момент, когда напряжение становится невыносимым, а в моей груди нарастает рыдание, он двигается.
— Ты, блять, сводишь меня с ума, — рычит он. Он делает это быстро, и ничто не могло подготовить меня к тому, когда его рот обрушивается на мой. Мой мозг прекращает всякую деятельность, легкие не могут функционировать, а сердце замирает.
Николас кладет другую руку мне на затылок, его пальцы сжимают пряди моих волос, чтобы удержать меня на месте. Его язык проникает в мой рот, и все, что я могу сделать, — это чувствовать, как он клеймит меня жестоким и обжигающим поцелуем.
Не знаю, чего я ожидала от него, но поцелуй определенно не был на первом месте в списке наказаний.