Заир
Шрифт:
– Зачем вам ехать со мной, Михаил? Неужели только из-за матери?
Но он не ответил. Альма встряхнула свой бронзовый поднос, ее муж выбил дробь на барабане-атабаке, все остальные начали просить милостыню у прохожих. Почему он собрался ехать со мной? И как я смогу воспользоваться Банком Услуг в степях, где никого не знаю? Визу я получу в посольстве Казахстана, машину возьму напрокат, а проводника мне предоставит французское консульство в АлмаАте. Что еще нужно?
Я стоял, оглядывая "племя" и не очень понимая, что делать. Не время было обсуждать поездку - дома меня ждали работа и возлюбленная:
Почему? Потому что я чувствовал, что свободен. Потому что делал то, чего давно уже не делал, и открыл душу новым впечатлениям, и отстранил от себя примиритель, и решил испытать то, что, быть может, и не слишком сильно меня интересовало, однако сильно отличалось от всего прочего в моей жизни.
Водку выпили, и по кругу пошла бутылка рома. Я терпеть не могу ром, но, раз ничего другого нет, пришлось применяться к обстоятельствам. Продолжали звучать барабан и бронзовая "бахрома", и, если кто-то из прохожих неосторожно оказывался вблизи, одна из девушек тут же протягивала руку за подаяньем. Прохожий, как правило, ускорял шаги, но вслед ему все равно раздавалось: "Спасибо, дай вам Бог удачи". Кто-то из них, заметив, что на него не нападают, вернулся и дал денег.
Минут десять понаблюдав за всем этим, причем никто из "племени" ко мне не обращался, я зашел в бар, купил две бутылки водки, а ром выбросил в урну. Анастасии, кажется, понравилось это, и я попытался завязать с ней разговор.
– Объясните мне, зачем вы носите это?
– я показал на колечко в носу.
– Почему в вашем кругу дамы носят драгоценности? Ходят на высоких каблуках? Надевают декольтированные платья даже зимой?
– Это не ответ.
– Я сделала себе пирсинг, потому что мы - новые варвары, захватившие Рим: военной формы у нас нет, а отличать своих как-то ведь надо.
Это звучало так, словно мы с ней переживали важнейший исторический момент, но те, кто возвращался домой, видели только бездомных бездельников, заполняющих улицы Парижа и отпугивающих туристов, которые так славно пополняют городской бюджет. "Бедные матери, - думали прохожие, - с ума, наверно, сходят: произвели их на свет, а те совсем от рук отбились".
Я сам был таким когда-то в ту пору, когда движение хиппи пыталось показать свою силу - рок-концерты на стадионах, волосы до плеч, разноцветные джинсы, "пацифики", пальцы, растопыренные в виде буквы "V" и означающие "мир и любовь". Все кончилось тем, чего опасается Михаил, - они стали еще одним продуктом потребления, исчезли с лица земли, уничтожили своих идолов.
По улице шел одинокий прохожий. Юноша в коже приблизился к нему, протягивая руку. Он просил подаяния. Вместо того чтобы ускорить шаги и пробурчать что-то вроде "мелких нет", прохожий остановился, оглядел всю компанию и громко произнес:
– У меня долгов - примерно на сто тысяч из-за экономического положения в Европе, дома и непомерных расходов, в которые ввергает меня жена. Иными словами - мне хуже, чем вам, гораздо хуже! Дайте мне хоть одну монетку - уменьшить мой долг.
Лукреция - та девушка, которую Михаил называл своей возлюбленной, - протянула ему кредитку в пятьдесят евро.
– Купите себе немножко икры. Надо же как-то скрасить вашу убогую жизнь.
Прохожий как ни в чем не бывало взял деньги, поблагодарил и удалился. Пятьдесят евро! У этой итальянской девушки в кармане - пятьдесят евро. А они клянчат подаяние!
– Хватит торчать здесь, - сказал юнец в коже.
– А куда мы пойдем?
– спросил Михаил. Поищем других. Север или юг?
"Запад", - решила Анастасия, которая, как я только что услышал, развивала свой дар.
***
Мы прошли мимо колокольни собора Сен-Жак, у которого много веков назад собирались паломники, отправляясь в Сантьяго-де-Компостела. Миновали Нотр-Дам, где встретили еще нескольких "новых варваров". Водку допили, и я купил еще две бутылки, хоть и не был уверен, что все мои спутники достигли совершеннолетия. Никто не сказал мне спасибо, восприняв угощение как должное.
Я отметил, что начинаю пьянеть и поглядываю на одну из вновь пришедших девиц с интересом. Все они галдели, пинали мусорные баки и не произносили ничего, решительно ничего интересного.
Мы перешли на другой берег Сены и остановились перед лентой, какими обычно огораживают место будущего строительства. Пришлось сойти на мостовую и вернуться на тротуар метров через пять.
– Не сняли, - сказал парень, присоединившийся к нам недавно.
– Что?
– осведомился я.
– А это еще кто?
– Наш друг, - ответила Лукреция.
– Ты, наверно, читал какую-нибудь из его книг.
Парень узнал меня, однако не проявил ни удивления, ни восторга - наоборот, спросил, не могу ли я дать ему денег, в чем было ему сейчас же отказано.
– Если хотите знать, зачем здесь эта лента, раскошеливайтесь. Всему на свете - своя цена, и вы это знаете лучше, чем кто-либо еще. А информация - один из самых дорогих продуктов.
Никто не пришел мне на помощь, и мне пришлось уплатить евро за ответ.
– Не сняли ленту. Это мы ее здесь привязали. Видите, здесь не идет никакой стройки - всего лишь дурацкий кусок бело-красного пластика, который запрещает проход по этому дурацкому тротуару. Однако никому и в голову не приходит спросить, зачем он тут: все послушно сходят на мостовую, рискуя попасть под машину, и через несколько шагов вновь поднимаются на тротуар. Кстати, я читал, что с вами случилась неприятность?
– Именно потому, что я шел по проезжей части.
– Ничего, в этих случаях люди удваивают внимание: это и подвигло нас на эту затею с лентой. Пусть знают, что происходит вокруг.
– Ничего подобного, - заметила девушка, которую я счел привлекательной.
– Это всего лишь шутка. Придумано, чтобы посмеяться над людьми, которые подчиняются неизвестно чему. Бессмысленно, и не имеет значения, и никто не попадает под машину.
К ватаге присоединились новые члены - теперь их было одиннадцать и две немецкие овчарки. Теперь они уже не просили подаяния, потому что никто не решался приблизиться к банде дикарей, которым доставляло удовольствие пугать людей. Пить было нечего, и все поглядели на меня так, словно поить их входило в мои обязанности, и попросили купить еще водки. Я понял, что это мой "пропуск" в паломничество, и стал искать магазин.