Заир
Шрифт:
– Я спал слишком долго.
– Тут всего два часа пути верхом. Мы доберемся еще до полудня.
– Мне надо вымыться. И переодеться.
– Это невозможно: кругом - голая степь. Подлей масла в котелок, но сперва предложи его Госпоже: в наших краях масло и соль - самые драгоценные продукты.
– А что такое Тенгри?
– Само слово переводится как "культ неба", то есть религия без религии. Здесь проходили буддисты, индуисты, католики, мусульмане, приверженцы разных сект и верований. Кочевники делали вид, что принимают навязываемую им веру, но и прежде, и теперь в основе их религии лежит идея, что Божество -
– Спасибо, что познакомил меня с Досом. Вчера, во время посвящения, я понял, что это особенный человек.
– Он учился у своего деда, тот - у своего отца, а тот - у своего... Жизнь кочевников, у которых вплоть до конца XIX века не было письменности, требовала появления акына, человека, обязанного помнить все события и передавать их из уст в уста. Дос - это такой вот акын.
Пойми, когда я говорю "учился", то вовсе не имею в виду "накапливать знание". И рассказываемые ими истории не изобилуют реальными фактами, датами, именами. Это легенды о героях и героинях, о битвах и волшебных животных - это символы не столько деяний человеческих, сколько самой сути человека. Это истории не о победах и поражениях, а о людях, которые ходили по свету, созерцали степь и впускали в себя Энергию Любви. Лей масло медленно, иначе оно будет брызгать во все стороны.
– Я чувствую себя так, словно получил благословение.
– Хотелось бы и мне испытать это чувство. Вчера я навещал мать, она спросила, все ли у меня в порядке, достаточно ли я зарабатываю. Я солгал ей, сказав, что играю в Париже спектакль, идущий с огромным успехом. Сегодня я возвращаюсь к своему народу, и кажется, что только вчера покинул страну, и за все то время, что меня здесь не было, я не сделал ничего значительного. Веду беседы с бродягами, шатаюсь по городу с "племенем", выступаю в армянском ресторане, а что в итоге?
– Ничего. Ведь я - не Дос, который учился у своего деда. У меня есть всего лишь присутствие, да и то порой я думаю, что это всего лишь слуховая галлюцинация. Быть может, мои состояния - не более чем предвестие эпилептических припадков.
– Ты только что благодарил меня за то, что я взял тебя с собой, а сейчас кажется, будто это повергает тебя в глубокую печаль. Определись со своими чувствами.
– Я чувствую и то, и это, и мне не надо определяться - я могу плыть между моими противоречиями.
– Вот что я скажу тебе, Михаил. Я тоже испытывал к тебе противоречивые чувства: сначала ненавидел тебя, потом стал принимать, а по мере того, как я следил за твоими шагами, это приятие переросло в уважение. Ты еще молод и потому испытываешь совершенно нормальное чувство, и это чувство бессилия. Не знаю, скольких людей затронула твоя работа, но в одном можешь быть уверен: ты преобразил мою жизнь.
– Но ты хотел всего лишь найти жену.
– Хотел и хочу. Но это желание побудило меня сделать нечто большее, чем пересечь казахские степи: я прошел по своему прошлому, увидел, где ошибся, где остановился, определил то мгновение, когда потерял Эстер, - мгновение, которое мексиканские индейцы именуют "примирителем". Я пережил и испытал такое, на что в моем возрасте и надеяться было нельзя. И все это благодаря тому, что ты был рядом и вел меня, хоть, может быть, и сам не всегда сознавал это. И вот еще что. Я верю, что ты слышишь голоса. Верю, что в детстве у тебя были явления. Я всегда верил во многое, а теперь этот перечень расширился.
– Ты стал совсем другим человеком.
– Совсем другим. Надеюсь, Эстер будет довольна.
– Ты сам-то доволен?
– Разумеется.
– Тогда этого достаточно. Сейчас мы поедим, переждем бурю и тронемся в путь.
– Давай не будем пережидать бурю.
– Будь по-твоему. Едем. Эта буря - не знак свыше, а всего лишь последствие обмеления Арала.
***
Яpocть ветра унялась, лошади бежали бодрее. Мы оказываемся в некоем подобии долины, и пейзаж изменяется разительно - бесконечный горизонт теперь закрыт высокими голыми скалами. Глянув направо, я вижу куст, к каждой ветке которого привязаны ленточки.
– Это здесь!.. Это здесь ты видел...
– Нет. Тот уничтожили.
– А что же это такое?
– Это место, где произойдет нечто очень важное.
Михаил, спешившись, развязывает свой рюкзак, достает нож, отрезает кусок рукава от рубашки, привязывает этот лоскутик к ветке. Глаза его смотрят по-другому, быть может, он ощущает рядом с собой присутствие, но я не хочу ни о чем его спрашивать.
Я делаю то же самое - прошу защиты и помощи и тоже ощущаю присутствие - это моя мечта, мое долгое возвращение к женщине, которую люблю.
Вновь садимся в седла. Михаил не говорит мне, о чем просил, и я молчу. Минут через пять впереди появляются белые домики маленького поселка. Какой-то человек поджидает нас - он направляется к Михаилу, говорит с ним по-русски. Похоже, они о чем-то спорят.
– Чего он хотел?
– Просил зайти к нему, исцелить его дочь. Нина, наверно, всех оповестила о нашем приезде, а люди постарше еще помнят о моих видениях...
Михаил ведет себя как-то неуверенно. Больше никого не видно - должно быть, все на работе или обедают. По главной улице мы едем к белому зданию, окруженному садом.
– Помни о том, что я сказал тебе сегодня утром. Не исключено, что у тебя и вправду была эпилепсия, но ты отказывался смириться с тем, что болен, и позволил своему бессознательному сплести вокруг этого такую вот историю. Но может быть и так, что ты был послан на землю с неким поручением - учить людей забывать свою личную историю, с открытым сердцем принимать любовь как чистую божественную энергию.
– Не понимаю тебя. Мы знакомы уже много месяцев, и ты всегда говорил только о своей встрече с Эстер. И вдруг с сегодняшнего утра все переменилось - кажется, будто ты думаешь обо мне больше, чем о чем-либо еще. Неужели это ритуал Доса оказал на тебя такое действие?
– Не сомневаюсь в этом.
Я хотел добавить, что меня терзает страх, что я готов думать о чем угодно, только не о том, что произойдет через несколько минут. Что сегодня на свете нет никого великодушнее меня, ибо почти уже достиг своей цели и боюсь того, что ожидает меня, оттого и стремлюсь всем помогать, что хочу показать Богу - я хороший человек и заслуживаю Его милости, которой взыскую так давно и рьяно.
Михаил слез с коня и меня попросил сделать то же самое.
– Покуда ты будешь говорить с Эстер, я зайду к тому человеку, у которого больная дочь.