Закат империй
Шрифт:
Черт побери, в этом доме еще есть люди, которые пользуются лабораторией? Ох, Морена, на очередной донос нарываешься! Даже на внеочередной.
Альрихт так давно не был в лаборатории Коллегии, что несколько мгновений стоял на перекрестке коридоров, соображая, куда свернуть, и ругая себя последними словами.
Ирчи был внутри. И если бы кто-нибудь — да хоть бы даже и Миштект Кюйвиятейльтли — увидел, чем он тут занимается, то доносы бы прекратились раз и навсегда. Зато начались бы разговоры о психическом состоянии несчастного чародея.
Ирчи играл. Играл сам с собой, устроив на тяжелом лабораторном столе импровизированное поле боя и выпустив на него две армии крошечных фантомов. С некоторым изумлением Альрихт, не чуждый военной
Вот маленький засадный отряд хайсыгов, так и не вступив в бой, резко отходит к отрогам хребта Узири, вот от него отделяются шустрые одиночки-вестовые — или разведчики? Ага, вот оно что… Одиночки провели мгновенную рекогносцировку, определили, куда движутся наиболее крупные группы, отброшенные с поля боя после прорыва фронта, и бросились им наперехват. А там, на поле Уртханг начинает идеальное фланкирование слева — красота какая, черт побери! Левый фланг хайсыгов получает неожиданный удар изнутри, со стороны прорыва. Но не пехотный, как можно было ожидать, и даже не конный — нет, группа, осуществившая прорыв, стремительно уходит вперед, на плечах отступающих, а выступившие вперед скрытые до часа лучники со скоростью один выстрел в четыре удара сердца накрывают внутренние ряды хайсыгских копейщиков, уже не закрытых ни щитами в рост, как закрыт самый передний ряд, ни товарищами, ни даже воинами Ника. Диагональный шквал буквально захлестывает строй хайсыгов, и там, где он прогулялся, остаются невосполнимые бреши. От нашего левого фланга — вашему левому флангу. Будем здоровы.
Правый фланг хайсыгов встрепенулся и двинулся вперед, окончательно ломая строй. Отбросить дерзких имперских лучников, или хотя бы отвлечь, чтобы спасти товарищей, дать им перестроиться! И лучники вынуждены отступать, а вперед выдвигаются регулярные мечники; да, Уртханг не любит отвечать на языке противника, он навязывает свою игру. Раз на него двинулась ощетинившаяся длинными копьями фаланга, значит, против нее следует бросить бронников с короткими мечами и крепким щитом на левой руке. И вот уже имперские мечи обрубают древка копий, но все-таки мечники отступают, пока что медленно отступают, и отступают за их спинами лучники, разворачиваясь в новый порядок. Этот натиск вроде бы удался хайсыгам, но…
Но в результате Никова группа прорыва прошивает всю глубину фронта без помех, некому попытаться ударить по ней с фланга или в спину. Войска левого фланга, сдерживая продолжающееся давление по основной линии боя, одновременно пытаются перегруппировать своих щитоносцев, чтобы прикрыть обнаженный бок от повторного обстрела, да еще надо сомкнуть ряды, но при этом не помешать своим же раненым, пытающимся отойти в тыл, или хотя бы не затоптать их… А правый фланг связан вынужденной атакой, и коварные бронные мечники все отступают, но не преследовать их нельзя, ведь с той же легкостью они, мерзавцы, могут и наступать, стоит только опустить копья и позволить им подойти на дистанцию удара.
Мечники начинают какую-то странную концентрацию сил на собственных флангах. Что задумал стратег Империи? Мечники все сильнее и сильнее раздаются в стороны, кажется, сейчас хайсыги прорвут строй. Зачем это? Ведь это может быть опасно!
Сигнал. Мечники сами разрывают свой строй посередине и бросаются вперед двумя колоннами. И левая забирает все левее, а правая все правее, вминаясь в копейный строй и обтекая его с флангов.
А в бойцов хайсыгского центра, продавливающегося между атакующими колоннами, как тесто между пальцами, в упор входят две сотни хигонских стрел. И через четыре удара сердца — еще двести. И еще. Но сбежать из этого смертельного коридора некуда, по бокам — проклятые мечники Ника Уртханга. И укрыться за щитом, выжидая, тоже нельзя. Пробегающие мимо мечники почти без замаха коротко бьют по ключице. И уходят дальше.
Рассеченный на три части и атакуемый по всем направлениям правый фланг хайсыгов прекращает сражение. И существование.
А на левый фланг, со стороны центра, от разрыва, налетает гордость имперской армии, гвардейская конница Дамирлара. Бешеные кочевники. Ястребы Песков.
Группа прорыва прекращает преследование и для порядка легонько пинает сопротивляющихся в спину. Те оглядываются и проявляют чудеса сообразительности. Но пленных в этом бою не берут, так что схватки с запертыми группами становятся еще ожесточеннее. Зато те, кому есть куда бежать, бегут уже не оглядываясь. Уртханг очень умный, очень хитрый, так что бежать есть куда почти что всем.
Многотысячного хайсыгского войска больше нет. Есть только много тысяч все потерявших, оглушенных неожиданным крушением, бегущих куда-то растерянных людей.
Вот как оно, оказывается, выглядело. Красиво.
Да, но Ирчи командует войском хайсыгов! Войском, которого больше нет! На что же он рассчитывает?
Морена оглянулся и одним движением остановил битву. Замершие фантомчики до смешного напоминали сейчас детских глиняных солдатиков.
— Здравствуй, гроссмейстер, — сказал он приветливо. — Пора идти?
— Я тебе помешал? — вместо ответа спросил Альрихт, все еще глядя на лабораторный стол. Вихрь головокружительных и дьявольски красивых атак не отпускал его.
— Чепуха, я запомнил позицию, — легко сказал Морена и развеял фантомчиков таким жестом, словно распустил ополчение по домам. — При случае продолжим. Так что, пора идти?
— Пора, — рассеянно сказал Альрихт, — пора. Ты командовал хайсыгами?
— А что?
— Какое удовольствие сражаться, зная, что тебя ждет разгром?
— В том-то и дело, — назидательно сказал Морена, — что никакой это был не разгром. Прикинь, гроссмейстер, у хайсыгов было около ста двадцати тысяч бойцов. Из них в этом сражении участвовали, как считается, девяносто пять тысяч, а реально влияли на события в поле только восемьдесят тысяч. Из них после первых двух ударов Уртханга было потеряно пять тысяч, а после следующих двух, включая мясорубку на левом фланге — еще двенадцать. Итого семнадцать. Меньше четверти наличных сил! При том, что в получасовых переходах от места боя были бессмысленно разбросаны неиспользованные резервы общим числом до пятнадцати тысяч — да потери можно было возместить едва ли не мгновенно! И не заметить даже! Притом Уртханг и сам потерял около восьмисот человек.
— Хе, восемьсот за семнадцать тысяч! — фыркнул Альрихт. — Один за двадцать, даже больше!
— Дурак ты, мастер, — терпеливо сказал Морена. — Во-первых, Уртханг потерь просто-таки патологически не любит. Он своих бойцов считает не тысячами, а чуть ли не поименно. Для него восемь сотен за одну атаку — это небывалая цена, прямо какая-то демонстрация жертвенности во имя победы. Во-вторых, почти все потери пришлись на штурмовую группу, а это лучший отряд Континента. Да что говорить, если теперь вот оказалось, что почти вся личная гвардия Уртханга — это воины Вечного Отряда! Так что реально он заплатил много, очень много — по своим меркам. Уж во всяком случае, больше, чем обычно.
— Что ты хочешь доказать?
— А тут доказывать нечего. Наш обожаемый ненавистный соперник — гений стратегии. Он нашел все слабые места хайсыгов и уязвил их повсеместно и беспощадно. Черт, ты не видел позиции до начала боя… ну да ладно, примерно представляешь. Понимаешь, он не вел боя на обычное истребление, боя, который заканчивается, когда численный перевес одной из сторон становится очевиден. Он распылил армию противника, превратил в прах. Четырьмя точными ударами.
— И что?
— А я хотел проверить, можно ли сохранить управление армией в таком положении. Хайсыгским командирам это не удалось, да они, похоже, и не пытались. Уртханг сотворил нечто, непонятное им, и они впали в панику. А вот если бы тут же подтянуть резервы с юга, увести уцелевшие фаланги вдоль Узири на север, и попытаться создать контрвалационную линию…