Закат на Босфоре
Шрифт:
Это была заведомая ложь, потому что Борис узнал от хозяина «Грезы», что выступления мадемуазель Анджелы надоели публике и что он не станет заключать с ней контракт в будущем месяце.
– Если тебе со мной скучно, я могу познакомить тебя с моими друзьями, – нижняя пухлая губка ее обиженно задрожала. – У моей подруги Гюзели бывают в доме очень интересные люди, и сама она – красавица…
– Ну-ну, малышка, – Борис сделал вид, что смягчился, – если тебе неудобно представлять меня своим друзьям, то и не надо. Я найду, чем развеять скуку. В Константинополе множество интересных и нужных
Борис физически почувствовал, как напряглась Анджела.
– А что касается твоей красавицы-подруги, – беззаботно продолжал он, – то мне вполне хватит твоей красоты. Эти очаровательные голубые глазки… – Он посадил ее к себе на колени.
– Нет-нет, я обязательно тебя ей представлю, – настаивала Анджела, – ведь она – моя подруга…
Борис расстегнул две пуговки у нее на халатике и наклонился для поцелуя. На самом деле он хотел спрятать довольную улыбку: наконец-то клюнуло! Еще бы, они же не будут спокойно смотреть, как нефтеперегонный завод уплывает к неизвестному коммерсанту!
«И я притворяюсь, и она тоже, – думал Борис, – но женщине легче изображать страсть… Однако… какая все же нежная у нее кожа… И если все время закрывать ей рот поцелуями, чтобы не пела и вообще не разговаривала, то очень даже можно общаться…»
С тех пор как он удостоверился, что Анджела принимает его ухаживания не потому, что Борис ей нравится, а потому, что ей приказали держать его возле себя, совесть перестала его мучить.
– Дорогой, но как же завтрак! – слабо отбивалась Анджела.
– Завтрак подождет, – твердо ответил Борис.
Генрих фон Кляйнст был зол на весь мир и особенно на германский Главный штаб. Его руководители самодовольно утверждали, что Германия победит в войне, потому что ей нет равных. На деле же все эти утверждения, как оказалось, были продиктованы исключительно имперскими амбициями. Руководители секретной службы оказались самонадеянными до глупости, а их агенты – исполнительны и педантичны до идиотизма. Он, Генрих фон Кляйнст, двенадцать лет своей жизни проработал в секретной службе. Он отдал Германии все свои жизненные силы. И что он получил взамен? Конечно, родина ему хорошо платила за работу. Но тогда он даже не мог себе позволить отдохнуть как следует на эти деньги. Ему некогда было прожигать жизнь на курортах. Он отказывал себе во всем, не заводил ни семьи, ни друзей.
И что теперь? В побежденной Германии царят нищета и уныние. Деньги, которые правительство переводило ему в Берлинский банк, обесценились, потому что в стране страшная инфляция. Хорошо, что в свое время ему пришла мысль открыть счет в Женеве. Но денег на том счете не хватит, чтобы вознаградить себя за долгие годы опасной работы на секретной службе. Не может быть, чтобы никому не понадобились его способности и опыт…
И Генрих фон Кляйнст решил действовать на свой страх и риск. Он связался с Международным бюро тайной агентуры в Брюсселе и осторожно прощупал почву. Через некоторое время из Бельгии пришел такой же обтекаемый ответ, что с ним хочет встретиться одно очень важное лицо. Генрих выехал в Женеву, чтобы провести встречу на нейтральной территории.
Упомянутое лицо оказалось доверенным представителем крупного немецкого промышленника барона Гессен-Борна. Они быстро договорились – Генриха устраивали деньги, предложенные бароном, а работа, которую предстояло выполнить, была ему хорошо знакома. Гессен-Борна, как скоро догадался Генрих, интересовала азербайджанская нефть. В этом не было ничего удивительного – бакинские месторождения очень привлекали промышленников Европы. Перед Генрихом фон Кляйнстом барон поставил задачу следить за англичанами, пытающимися наложить лапу на азербайджанскую нефть, и вовремя их нейтрализовать.
Генрих приехал в Брюссель и снова обратился за помощью в Международное бюро тайной агентуры. Выслушав его требования, сотрудник бюро подумал немного, а потом сказал, что у него есть на примете подходящий человек. Это некая Гюзель, турчанка по происхождению, которая уже много лет не была на родине. Она жила и работала преимущественно в Европе. Но сейчас так сложилась ситуация, что из Европы ей необходимо исчезнуть на некоторое время, так что она с радостью согласится работать на господина доктора.
Они встретились в ресторане. Дама, одетая в простой, но дорогой темный костюм, присела за столик Генриха и приподняла вуаль. При виде ее красоты даже видавший многое доктор на миг потерял дар речи. Впрочем, он быстро опомнился и, поглядывая исподтишка на прекрасную турчанку, стал размышлять, не слишком ли заметна она будет в Константинополе и не помешает ли это работе. Ведь даже здесь, в холодной Европе, красота этой женщины не смогла оставить его равнодушным. А что будет, когда она появится в Константинополе? Там, на родине, она еще больше похорошеет. Все женщины рядом с Гюзелью выглядят поблекшими, как вчерашняя орхидея в петлице.
Подумав хорошенько, Генрих решил, что мужчины будут роиться над прекрасной турчанкой, как пчелы над душистым цветком, и в их гудящей толпе останется совершенно незаметной ее тайная деятельность. Однако, когда они приступили непосредственно к деловой беседе, выяснилось, что прелестная Гюзель обладает весьма жесткой хваткой. За свои услуги она заломила такую цену, что, находись господин доктор в иной обстановке, он просто присвистнул бы от возмущения. Заглянув в бездонные синие глаза, Генрих уступил, но немного. Гюзель торговалась как на восточном базаре, но в Генрихе фон Кляйнсте проснулось прусское упрямство, и чары прекрасной турчанки не в силах были его победить. В конце концов Гюзель сдалась, но только потому, как понял Генрих, что ей срочно нужно было уехать из Европы.
Кроме Гюзели, ему больше никто не был нужен. Он сумел сохранить почти всю свою агентуру. Кое-кого из агентов соблазнил высоким жалованьем, кое-кого припугнул компрометирующими материалами, которые собирал весьма тщательно, с истинно немецкой аккуратностью.
Гюзель оказалась просто бесценным сотрудником. В любое время дня и ночи мужчины всех национальностей были готовы пасть к ее ногам. Они теряли голову от восхищения и теряли контроль над своими словами и мыслями. Работа начала продвигаться особенно успешно, когда Генриху в голову пришел очень смелый, хотя и рискованный план.