Закатная звезда Мирквуда
Шрифт:
Больше не медля, плавным движением она вытащила стрелу, тщательно следя за тем, чтобы рука не дрогнула. Из раны полилась кровь, но Андунээль была готова к этому. Она накрыла её ладонями, положив одна на другую, и надавила. Поймав взгляд Стремительного Потока, она потянула его за собой, одно за другим пробуждая в памяти общие воспоминания. Самые светлые, самые счастливые моменты вновь и вновь проплывали перед их мысленным взором. И не было ни усыпанного золотом листвы Мирквуда, ни напавших людей, ни заставшего каменным изваянием Хэзурада, ни сини неба. Души эллет и Рибиэлсирита
Когда рана затянулась, целительница с тяжелым вздохом пошатнулась. Бессильными плетьми упали её руки. Но на душе было тепло, потому что безгранично верящий ей друг выжил. Чувствуя себя опустошенной, она, придерживаясь за гриву коня, поднималась на ноги, которые едва держали. Привалившись к его холке, она простояла так некоторое время, пока не пришла немного в себя.
Только теперь вспомнив о Хэзураде, онемевшем от всего увиденного, она тихо обратилась к нему:
— Убери всё, что мы собрали, в седельные сумки. Мы возвращаемся во дворец.
Не удостоившись ничего, кроме короткого кивка, Андунээль подошла к своим клинкам и тщательно очистила их от крови оторванным от юбки убитой девушки куском ткани. Убрав парные мечи в ножны, она поймала на себе тяжелый взгляд юноши и вскинула бровь.
— Что-то не так?
Хэзурад отрицательно кивнул и продолжил сборы. Он молчал на протяжении всей дороги назад. Быть может, ей стоило бы поговорить с ним. Быть может, нужно было проявить понимание. Но эллет поглотило безразличие. В её действиях не было ничего, чего бы стоило стыдиться. Работа Стражей Границ — вот чем была её расправа над людьми, не пожелавшими убраться с земель Владыки и посмевшими напасть на его подданных. И если юноша не понимал этого, значит, был не готов. Значит, она ошиблась и зря потратила и его, и своё время.
Уже в конюшне, снимая с Рибиэлсирита полные седельные сумки, она, не поворачиваясь, предложила эллону:
— Если ты не хочешь больше быть моим учеником, просто скажи об этом.
В тишине, последовавшей за этим, ей казалось, что Хэзурад так и сделает. Но он сумел удивить её.
— Мне нужно побыть одному, брениль Андунээль, — слова дались ему с трудом, но в голосе, несмотря на горечь, чувствовался отголосок почтения.
— Я понимаю, — кивнула эллет и, глубоко вздохнув, кивнула на выход. — Иди.
Смотря ему в след, она только крепче убеждалась, что правы были те, кто советовал юноше подыскать себе другое занятие. Он — не был воином. И вряд ли когда-либо станет им.
Примечания:
^1 Доброе утро, друг мой
^2 Рад видеть вас, госпожа Андунээль
^3 Вы внимательны и терпеливы ко мне
Да, учитель
Белый цветок, не увядающий, не знающий ни зимы, ни лета
Белый цветок, росший, в основном, в Рохане на погребальных курганах королей. Название,
Растение, по описанию похоже на утёсник обыкновенный — колючий вечнозелёный кустарник, растущий на пустошах и песчаниках. Но цветы утёсника жёлтые, а у аэглоса — белые. Кроме того, аэглос имеет длинные стебли. Цветы аэглоса источали приятный аромат
Растение с тёмно-красными цветами, росшее на вершине холма Амон Руд в Белерианде, в результате чего холм выглядел как бы залитым кровью. Название переводится с синдарина как «кровь камня». Кристофер Толкин также указывал, что серегон был похож на реальное растение — очиток
Мама
^1 Наиболее распространённый в Западном Средиземье язык, известный также как «всеобщий»
Глава 19
Редко какое утро Владыки проходило без забот о Мирквуде. В королевстве день ото дня находилось великое множество вопросов, требовавших решения. Там, где люди полагались на бесчисленное количество советников, заместителей и прочих бездельников, Трандуил обходился один. У него были те, кому он мог доверять, но, в конечном счёте, не было почти ничего, что происходило бы в королевстве без его ведома.
Это утро не было исключением. До Нэйрэ^1 оставалось больше десяти дней, а подготовка к нему не требовала особых усилий. Но помимо Дня Огня им с Легандиром было, чем заняться.
Косые солнечные лучи заполняли кабинет золотой пылью. В распахнутое окно беспрепятственно залетал ветер, изредка робко касаясь пергаментов, лежащих на столе Владыки. Прохладный воздух был полон ароматов прелых листьев и роз, цветущих в королевском саду, расположенном под окнами.
Трандуил ставил размашистую подпись на указе, когда королевский советник, отбросив официальный тон, предался пространным размышлениям вслух:
— Судя по тому, что твой сын уже достаточно вырос, чтобы плести венки из листьев, смею предположить, что его сделала Андунээль.
Не отрываясь от бумаг, король вскинул бровь и сухо поинтересовался:
— Из целого королевства ты подозреваешь только её?
— Никто бы больше не осмелился, — развел руками Легандир.
Стоило признать, смысл в его словах был. Действительно, кроме неё никому бы в голову не пришло приблизиться к Владыке с венком из осенних листьев, не говоря уже о том, чтобы надеть его на венценосную голову.
Запечатав свёрнутый пергамент личной печатью, Трандуил положил его поверх других подготовленных документов и посмотрел, наконец, на советника. Отклонившись на спинку кресла, он воскресил в памяти образ Андунээль, наслаждающейся теплым осенним днём. Воспоминания, согретые ласковым солнцем и наполненные журчанием ручья, рождали в груди странное тянущее ощущение, что не давало покоя.
— Это было случайной встречей в лесу. Я обходил его, когда внезапно услышал, как она поёт.
— Должно быть, голос у брениль легкий, как дуновение ласкового ветра с запада, — понимающе улыбнулся Легандир, внимательно наблюдая за старым другом.