Заказное убийство (сборник)
Шрифт:
Она покачала головой.
– Если необходимо, я это сделаю. Я только не хочу уезжать" отсюда.
– Я понимаю, – сказала я. Я посмотрела на часы и постаралась поточнее рассчитать время. – Не думаю, чтобы мы успели проделать это сегодня до ужина. Но может быть, завтра утром? Так, чтобы мы успели вернуться в клинику еще до того, как начнут собираться дети.
– Хорошо, – согласилась она. – А вы отвезете меня? Ведь у меня нет своей машины, я хотела бы вернуться обратно, а они, вероятно, будут меня отговаривать.
– Конечно, я тебя подвезу. – Завтра утром, подумала я, полиции,
Джилл встала и вернулась в детскую. Я услышала, как она сказала материнским голосом:
– Ну, чья сейчас очередь?
Усмехнувшись, я приоткрыла дверь кабинета Лотти, просунула внутрь голову и сказала, что еду домой, чтобы отоспаться.
Глава 14
Жаркой ночью
На заседание Объединения университетских женщин я отправилась в семь часов вечера. Я все-таки состряпала кое-что по рецепту моей матери, пожарила много тостов, а Пол тем временем приготовил салат; он же очень тепло отозвался о моих кулинарных способностях. Он решил, что его обязанности телохранителя простираются и на ночь, и заранее принес с собой спальный мешок. По мнению Лотти, столовая была единственная комната, достаточно большая для него.
– Я хочу, чтобы ты спал в ней, – сказала она Полу.
Джилл была восхищена. Я представляла себе, как отреагирует ее сестра, если она приведет Пола как своего друга.
Ехать на юг было легко; улицы были свободны, зато на тротуарах прохлаждалось много гуляющих. Это было мое самое любимое время дня летом. Обволакивающе ласковое, напоенное приятными запахами, оно, казалось, возрождало магическую пору детства.
Я без труда нашла место для машины на университетском дворе и заблаговременно вошла в комнату для совещаний. Там было более десятка женщин в рабочих брюках и слишком больших теннисках или же в юбках, перекроенных из голубых джинсов, с грубыми швами наружу. Я была в джинсах и большой свободной рубашке, чтобы прикрыть револьвер, но среди всех присутствующих, даже в такой простой одежде, я выделялась элегантностью.
Там была и Гейл Шугармэн. Она сразу узнала меня, когда я вошла, и сказала:
– Привет. Я рада, что ты не забыла о нашем совещании.
Остальные повернулись ко мне.
– Это... – Гейл запнулась, смущенная. – Извините, я забыла фамилию, помню только, что итальянская... Во всяком случае, я встречалась с ней на прошлой неделе в кафе Свифта и сказала ей о нашем совещании, и вот она здесь.
– Вы не репортер? – спросила одна из женщин.
– Нет, – ответила я безучастным тоном. – Я получила здесь степень бакалавра искусств. Уже довольно давно. На днях я была здесь, разговаривала с Гарольдом Вайнштейном и встретилась с Гейл.
– Ох уж этот Вайнштейн! – пробурчала другая женщина. – Считает себя радикалом, потому что ходит в рабочих рубашках и на чем свет стоит клянет капитализм.
– Да, – поддержала третья. – Я проходила у него курс: «Большой бизнес и профсоюзы». Он считает, что главная битва против капиталистического гнета была выиграна, когда в сороковых годах Форд потерпел поражение от Союза автомобильных рабочих. А когда спрашиваешь его, почему женщин не допускают не только в большой бизнес, но и в профсоюзы, он отвечает, что это объясняется не угнетением, а современными общественными нравами.
– Этот аргумент оправдывает всякое угнетение, – вмешалась полная женщина с короткими вьющимися волосами. – Получается, что лагеря Сталина отражают советские нравы тридцатых годов. Я уже не говорю о ссылке Щеранского.
Худенькая смуглая Мэри, средних лет женщина, которая в пятницу была с Гейл в кафе, попыталась призвать группу к порядку.
– У нас нет никакой программы на сегодня, – сказала она. – Летом у нас слишком слабая посещаемость, чтобы мы могли решать важные вопросы. Почему бы нам не сесть в кружок на полу и не провести групповую дискуссию? – Она курила, затягиваясь так глубоко, что щеки у нее вваливались. У меня было такое ощущение, будто она подозрительно меня разглядывает, но, может быть, это только сказывалась моя нервозность.
Я также послушно уселась на пол, подняв перед собой колени. Мои лодыжки все еще побаливали. Стали подходить новые женщины, прихватывая с собой чашки с кофе, не слишком аппетитным на вид. Входя, я бросила беглый взгляд на этот явно переваренный напиток и решила, что не буду его пить, даже ради того, чтобы доказать свою общность со всей группой.
Когда все женщины, кроме двух, уселись, Мэри предложила, чтобы мы все представились по кругу.
– Сегодня среди нас пара новеньких, – сказала она. – Я Мэри, дочь Анны.
Она повернулась направо, к той женщине, которая протестовала против исключения женщин из больших профсоюзов. Когда очередь дошла до меня, я сказала:
– Я Ви.Ай. Варшавски. Друзья зовут меня Вик.
Когда все представились, одна женщина с любопытством спросила:
– Вы зоветесь своими инициалами или Вик ваше настоящее имя?
– Это прозвище, – объяснила я. – Обычно я пользуюсь своими инициалами. Свою рабочую жизнь я начала адвокатом, и я поняла, что моим коллегам и оппонентам-мужчинам труднее обращаться ко мне покровительственно, если они не знают моего имени.
– Разумное соображение, – сказала Мэри, возобновляя свое председательство. – Я хотела бы наметить меры поддержки киоска «Эры» на Иллинойской ярмарке. Тамошнее объединение женщин обычно имеет киоск, через который они распространяют литературу. В этом году они хотят расширить свою деятельность, организовать, выставку слайдов, и им нужны будут помощницы, которые могут поехать в Спрингфилд на один-два дня с четвертого по десятое августа.
– Пошлют ли туда машину? – спросила полная кудрявая женщина.
– Это зависит от того, много ли будет добровольцев. Я бы, например, поехала. Если захотят поехать и остальные, мы могли бы нанять автобус, тут не такое большое расстояние.
– А где мы там остановимся? – спросила одна из женщин.
– Я планирую разбить лагерь, – сказала Мэри. – Но желающие могут разделить номер в отеле с одной из тамошних участниц объединения.
– Я лично не хотела бы иметь с ними никакого дела, – сказала розовощекая женщина с длинными, по пояс, волосами. Она была в комбинезоне и тенниске, у нее было лицо миролюбивой матроны викторианской эпохи.