Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
Он принес на подносе хлеба, холодного мяса с вареной репой и морковью.
– Вина?
– Ради бога - немного. Не хочу терять головы. Нельзя. Ох, хорошо! Тепло. Долго плутал в закоулках, замерз.
– Как же ты меня нашел?
– Э, не спрашивай! Довели, показали...
– И как ты попал в Нишапур?
– Расскажу. Никто не услышит?
– Кроме Басара. Но он - не выдаст.
– Вижу. Свой парень.
Это все тот же Светозар, приветливый, добрый - и какой-то чужой, непонятный. Ну, ясно, - сколько лет прошло с тех пор. Разве сам Омар все такой же, каким он был в те времена?
– Я закурю?
– Кури, - удивленно сказал Омар.
– Я этого дыма не выношу, но ничего. Приоткрою ставень.
– Не надо!
– вскинулся Светозар-Феодул.
– А вдруг кто услышит нас, подкрадется к окну?
– Кто услышит?
– усмехнулся поэт.
– Вон шум какой от летящей листвы. И у нас есть Басар. Иди, друг, погуляй во дворе.
Басар с готовностью вышел. Сам дверь открыл - и закрыл ее лапой...
Светозар достал из своей переметной сумы трубку и маленький тыквенный сосуд с хашишем. Кашель. Дым - особый, приторно-сладкий и горький. Проклятое зелье! Вино по сравнению с ним - молоко. Оно полезно, если пить его в меру. Так же, впрочем, как и молоко. И даже - вода. Во всем нужна мера. К сожалению, мы не всегда ее соблюдаем. Но разве жизнь-то сама соблюдает ее? Нет нигде равновесия. Весь мир состоит из крайностей. Одуряющий зной долин - и ледяная стужа горных хребтов. Пустыня, где годами не бывает дождей, - и тропический ливень, вызывающий сокрушительные наводнения. Баснословная роскошь у одних - и нищета у других. Ходячий мертвец Газали - и жизнерадостный Хайям. Разве это не крайности?
Но все же лучше всего - свежий воздух. Омар откинул задвижку, приоткрыл резной толстый ставень. Уже которую тысячу лет люди дурманят себя этой пакостью! Она и есть та самая «хаома», которой поклонялись древние арии.
Хаома - хаос...
– После того, как ты уехал в Бухару, - приступил, откашлявшись, рус к рассказу, - я так и жил в Самарканде. У судьи Абу-Тахира дворником был. Вместо Али Джафара.
– Куда же девался Али Джафар?
– вспомнил Омар с теплотой старого друга.
– Он дворецким стал вместо Юнуса. Затем, накопив деньжат, купил дом и небольшой надел. Словом, вернулся к земледелию. Абу-Тахир назначил дворецким меня. Мы с ним ладили. Но когда твой покровитель Меликшах пришел громить Самарканд, мы с хозяином рассорились. Он был сторонником Сельджукидов: «Меликшах, мол, законный государь, раз уж Караханиды перед тем подчинились ему». Но народ самаркандский думал иначе. От своих царей натерпелись, тут еще чужому кланяйся. И дары ему неси. Взбунтовались. Я, конечно, был с ними. Нас возглавил хан Ахмед. Ну, как тебе, конечно, известно, Меликшах нас одолел. Захватил много наших в плен, даже Караханидского хана. Ахмеда он отпустил, жизнь ему даровал, как родичу своей любимой жены Туркан-Хатун, а нас, десятки тысяч, угнал в Хорасан...
Светозар согрелся, повеселел - и от тепла, и от хашиша. Он почувствовал себя увереннее; говорил он, правда, все так же тихо, но уже без страха, основательнее, весомее:
– Я достался сепахдару Абуль-Фатху Дехестани. Он теперь визирем у султана Баркъярука. Ну, брат!
– Светозар стиснул огромный кулак.
– Много всякого лиха я с детства хватил, но таких измывательств... поношений таких видеть еще не случалось. Это зверь. Бешеный зверь. Сумасшедший...
За окном шумел черный ветер. Именно - черный; утром он розовый, днем голубой, золотистый иль серый, смотря по погоде. Ночью - черный, иначе не скажешь. Ветер тоже имеет цвет. Но не всякий это видит.
Вкрадчиво шуршала сухая листва на террасе, будто подбираясь к окну, чтобы подслушать, о чем говорят. Ветер трепал на свечах язычки пламени, по лицам и стенам скользили зыбкие тени, и Омар казался себе заговорщиком, обсуждающим с напарником темное дело...
– Твой хозяин сейчас в Нишапуре, - сказал Омар.
– Проездом в Мерв. Зачем-то едет к Санджару. Ты с ним?
– догадался поэт.
– Дрязги у них в Исфахане! Перессорились братья-султаны. Вот и гоняют визирей туда и сюда. Но теперь он мне не хозяин. Я уже три года, как убежал от него. Бродягой стал. Ну, что за судьба! Как в детстве забрали меня печенеги, так нигде не найду приюта. Гонит, как ветром лист сухой...
Омар тут же сложил ему стихи:
Водой небытия зародыш мой вспоен,
Огнем страдания мой мрачный дух зажжен;
Как ветер, я несусь из края в край вселенной
И горсточкой земли окончу жизни сон.
– Иль горсточкой пепла, - вздохнул Светозар.
– Пропала жизнь! Пропала...
– Он уронил голову на колени, волосы упали ему на лоб. Левое ухо открылось, и Омар увидел на мочке четкий разрез.
– Что это с ухом твоим?
– В нем, как смутное воспоминание о чем-то недобром, шевельнулось подозрение...
– А!
– махнул рукой Светозар.
– Ведь рабам вдевают в ухо серьгу с именем господина. Вденут - и запаяют, чтобы снять не мог. Я, когда убежал от хозяина, первым делом выдрал серьгу, уха не пожалел.
– Мм...
– Давай, друг, спать. На рассвете уйду. А ты никому на земле, даже под пыткой, что я у тебя ночевал. Пес не выдаст, а другим не следует знать. Суму я оставлю, ты ее сожги. Никому не показывай. Слыхал небось, что бывает за укрывательство беглых рабов?
– Слыхал.
– Вот и помалкивай.
– Рус отстегнул от пояса и сунул под голову огромный кинжал в черных ножнах.
– С кинжалом ходишь?
– Без кинжала бродяге нельзя...
На сей раз Омар проснулся поздно. То есть, когда утро было уже в разгаре. Светозара нет. А сума его здесь...
Работать сегодня поэт не сможет. Эх, носит вас! Омар с досадой бросил перо. Беспокойство гнало его на улицу.
Сегодня что-то должно случиться...
Он быстро собрался и, оставив дом на Басара, двинулся в главную часть города.
На улицах - пыль, мерный шорох. Дворники с шарканьем сметают мусор в кучи и жгут. Весь город окутан едким, как от хашиша, дымом от палых листьев. Иные из которых - красные, будто их обрызгало кровью.
Да, это другой Светозар. Хашиш. Кинжал. В речах - недосказанность...
Если он сам выдрал из уха рабскую серьгу, то рана получилась бы рваной. У него же ясный разрез. Ухо ему рассекли. Где? И - зачем? Почему просто не распилили серьгу или не перекусили кусачками? Дело темное.
Тревога торопила Омара к соборной мечети, где, как узнал он вчера, должен был состояться утренний молебен по случаю благополучного отбытия визиря Аль-Фатха в далекий путь.
Омар немного опоздал. Народ уже выходил из мечети. Люди толпились по обе стороны от портала, тихо переговариваясь.
Поэт увидел Светозара. Его, огромного, нетрудно было заметить в низкорослой толпе. Рус напряженно поглядывал по сторонам. Омар двинулся было к нему, чтобы спасти, удержать от чего-то страшного, но Светозар отмел его темным жестоким взглядом.
Омар отступил. Его лихорадило от волнения, ни о чем он не мог думать в эту минуту.
Появился, в сопровождении местной знати и духовных лиц, визирь Дехестани. Человек видный, нарядный, но строгий. Говорят, свой Дехестан, - это по Горгану, где Баге-Санг, - визирь превратил в подобие скотобойни. Где всегда льется кровь и пахнет кровью...