Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
– Пусть учитель простит, если я сказал что-нибудь не так. Ему следует поговорить с государем...
Омар никогда не страдал слезливой чувствительностью, но тут у него увлажнились глаза. Вот за этой дверью, в библиотеке, составлял он новый календарь. В этой келье к нему приставала царица Туркан-Хатун. Было много встреч, не всегда тягостных, иногда и радостных.
Здесь его судили. Тут, у этих дверей, из-за бархатной завесы, сочувственно смотрела на поэта, приговоренного к смерти, дворцовая девчонка Хадиче. Та, что затем умерла от оспы...
Последний раз он был здесь при визире Иззе аль-Мульке, когда обитателей дворца косила эта страшная болезнь. Тогда погиб царевич Махмуд. Баркъярука, Мохамеда и Санджара лекарь-поэт сумел спасти...
Нехорошо на душе. Их шаги тревожно звучали на всю цитадель. Во дворце - пустынно и тихо. Нет обычной возни множества слуг. Не слышно нежных песен из гарема. Зато всюду стража в полном снаряжении - на стенах, на лестницах и в переходах, у всех входов и выходов.
Царский дворец, когда-то веселый и шумный, превратился в военный лагерь. На майоликовых плитах уютных внутренних двориков - черные пятна золы с головешками от недавних костров. Узорные решетки галерей припорошены легкой копотью. В мраморных бассейнах - мусор.
– На время военных действий между братьями, - сказал визирь, провожая поэта к султану, - государь велел переправить казну, арсенал, мелких слуг и дворцовых девушек в крепость Шахдиз. Это недалеко, вон в тех горах, - показал визирь на скалистый хребет, примыкающий к городу с юга.
– И сейчас они там. Пока еще страсти не улеглись...
Басар в чужом доме осторожно, украдкой шел рядом с хозяином, в любой миг готовый к обороне и нападению. Даже пес понимал: здесь надо держаться с оглядкой.
– Тюркский пес?
– спросил визирь Сад аль-Мульк подозрительно. В сочетании этих двух его слов отдаленно угадывалась некая двусмысленность.
Омар - неохотно:
– Степной...
– Псы тюрков служат нам, - вздохнул эмир загадочно, - мы, как псы, служим тюркам. Хотя, как известно, они сами... Говорит же Хасан Сабах: «Тюрки - не из детей Адамовых».
– Ты что?
– остановился Омар. Басар прижался к его ноге.
– Опасная откровенность! Проверяешь верность мою Сельджукидам - или склоняешь к измене? Я должен сразу предупредить: в дрязги ваши меня не старайтесь втянуть, я далек от них!
– Потому я и откровенен с тобой!
– засмеялся визирь благодушно.
– Знаю: не пойдешь доносить. (Не поймешь, то ли шутит, то ли всерьез говорит.) Ибо ты глубоко равнодушен к бесконечной нашей возне у престола. Но в этой возне - наша жизнь. Ты же человек раздумий, но не действий.
– Да?
– Поэта задело, как точно Сад аль-Мульк определил его суть. Точно? Нет, не совсем. Разве работа ума - не действие?
– И слава богу!
– с досадой сказал Омар.
– Так вернее. А то иные... действуют, не поразмыслив сперва, что из этого выйдет. И выходит - одна слякоть. Осмелели вы тут, - проворчал недовольный гость.
– Говорю, времена изменились! Что ж, будем действовать не без ума.
Опять непонятно, о чьих и каких действиях речь, за кого - и против кого.
Эх, пакость!..
К удивлению Омара, визирь привел его не во дворцовый царский покой, а в сторожку на задворках. Омар в ней бывал! Когда Муаид, сын покойного визиря Низама аль-Мулька, пытался склонить поэта на свою сторону и восстановить его против Изза аль-Мулька.
– Здесь безопасней, - пояснил Сад аль-Мульк, заметив его недоумение.
Под крепостной стеной - ряд войлочных юрт для личной охраны султана. Сторожка лишь с виду невзрачна - внутри она оказалась сооружением основательным, довольно просторным, с прочным сводом, и толстыми стенами.
– Подожди меня здесь, - приказал Омар у входа Басару.
Пес неохотно улегся. Неподалеку, на вытоптанном цветнике с усохшими стеблями растений, в большом котле, врытом в землю, кипело, по запаху - вкусное варево. Что ж, это хорошо. Что-нибудь и нам перепадет...
Визирь и поэт присели на каменной лавке в тесной прихожей. Телохранитель пошел доложить о них султану.
– Я заранее вас извещаю: государь в последнее время часто бывает не в духе, - шепнул Сад аль-Мульк. Он глядел на Омара с тихим весельем, - будто им предстояло увидеть сейчас нечто забавное...
– Учитель!
– то ли с ревом, то ли с рыданием ринулся к ним рябой детина в пластинчатом панцире, с бритой непокрытой головой.
Омар в испуге вскочил.
Юный султан, протяжно всхлипнув, упал ему на грудь. И тут же резко - визирю:
– Ступай! Позову.
Коренастый, слишком плотный, дородный для своих лет, Мохамед порывисто втащил Омара внутрь помещения. Махнул толстой рукой на подстилку: «садись», обхватил низкий лоб широкими ладонями. Постоял, оскалив зубы, освещенный скудным светом из узкого окна-бойницы, оторвал ладони от багрово-синего лица.
– Кровь давит на мозг.
– Кинулся на подстилку, схватил Омара за руку: - О чем вы говорили с визирем?
Поэт, ошеломленный столь бурной, довольно странной встречей, вежливо осведомился:
– Как здоровье, как успехи его высочества?
– О чем?
– взревел юный султан.
Обмер Омар...
– Его светлость визирь Сад аль-Мульк Аби соизволили намекнуть на некие смуты в Исфахане, в которых я, недостойный, смогу разобраться...
– Не верь ему! Я никому из них не верю.
– Султан отпустил руку Омара, откинулся к стене, болезненно закрыл глаза. На фоне зеленого сюзане, расшитого цветами, его голова казалась крупной тыквой в листве.
– Все лгут, все обливают друг друга грязью, - прошептал он с тоской. И скосил на Омара щелочки глаз, - сквозь них на миг открылась поэту бездна хитрости и вероломства.
– Я верю лишь тебе! Потому и вызвал сюда. Ты - самый честный человек в Иране. И ты должен верить только мне, - сказал он неожиданно успокоенно.
И спросил заботливо:
– Тебя накормили?
– Не успели.
– С ними - не ешь! Только со мной. Будь осторожен. Кольчугу надень, такую, как у меня. Я тебе дам. Но это - потом. А сейчас... Эй!
– Мохамед хлопнул в ладоши.
Телохранитель, огромный степняк с угрюмым лицом, принес большое блюдо с горячим, с паром, вареным мясом. Положил возле скатерти бурдюк с вином, поставил чаши.
– Пусть учитель простит.
– Мохамед откупорил бурдюк.
– Приправы никакой. Из воинского котла питаюсь. Одна надежда - на своих туркмен-телохранителей. От персов, не в обиду будь сказано, сплошь неприятности. Могут отравить. Разброд у нас. Зови Сада аль-Мулька!
– крикнул он в прихожую.
– Все-таки Сад - из них самый порядочный, - сказал государь удивленному поэту.
– Верить ему, конечно, не следует, но пользоваться его услугами мы можем. Пока что. Без него пока не обойтись. Он - посредник между мной, тюрком, и персами. Однако ты к нему приглядывайся...