Заклятие старого сада

С тех пор как три года назад граф Николай Петрович Валишевский, оплакав безвременную кончину своего отца, поселился в родовом поместье, дом пользовался дурной славой. Точнее говоря, жители окрестных деревень испытывали перед ним панический ужас и старались обходить за версту. Самое странное, что никто не мог объяснить, откуда взялся этот страх и в чем его причина – ничего жуткого или просто подозрительного во владениях графа не происходило.

Граф был холост, получил в Европе отличное образование

и, что немаловажно, владел огромным состоянием, доставшимся в наследство от отца. Все это вместе взятое делало его весьма привлекательной фигурой в обществе, и тем не менее близких друзей Николай Петрович так и не завел и жил очень замкнуто. Поговаривали, что за границей он пристрастился к оккультным наукам – проще говоря, занимался колдовством. Однако слухи оставались только слухами и конкретных доказательств не имелось.

Слуг в доме было мало – то ли потому, что граф был весьма равнодушен к излишним удобствам, то ли желающих не находилось. Те немногие, кто работал в усадьбе, держали язык за зубами, и добиться от них каких-либо подробностей было совершенно невозможно.

Дом стоял в стороне от других, словно отгороженный от всего мира невидимой стеной. Даже после революции, когда одна за другой национализировались соседние усадьбы, он оставался в неприкосновенности – желающих прибрать его к рукам как-то не находилось.

С давних пор главной достопримечательностью поместья Валишевских считался чудный фруктовый сад, разбитый еще дедом нынешнего владельца. Уже при отце Николая Петровича со всех концов страны доставлялись сюда лучшие сорта плодовых деревьев: яблонь, слив, груш и даже абрикосов, а невиданные урожаи неизменно служили гордостью прежнего хозяина.

Молодой наследник интереса к садоводству не проявлял, и постепенно сад пришел в полное запустение, зарос бурьяном и осокой и существовал как бы сам по себе.

Сад этот, как магнитом, притягивал местных ребятишек. И хотя родители строго-настрого запрещали детям приближаться к графскому дому, но волшебный вкус душистых груш и сладких абрикосов был гораздо соблазнительнее материнских запретов и отцовских тумаков.

Едва стемнело, Степан со своим другом, маленьким Федюнькой пробрались к высокой каменной ограде. Степан ловко вскарабкался по стене и помог взобраться другу. Оглядев сверху сад и не заметив ничего подозрительного, мальчишки осторожно спустились вниз.

Степан уверенно направился в дальний, самый темный угол сада. Лазил он сюда не впервые и знал, что там растут самые вкусные груши – крупные, сочные, душистые. Вспомнив сейчас об этом, Степан даже зажмурился от удовольствия и прибавил шагу. Федюнька, стараясь не отставать, потрусил следом. Груши он тоже любил, но ходить за ними в графский сад страшно боялся и потому отчаянно вертел головой, прислушиваясь к малейшему шороху.

Неожиданно он вскрикнул и запрыгал на одной ножке.

– Тихо ты, – зашипел Степан. – Чего орешь?

– Крапива больно стрекается, – пожаловался Федюнька.

– Ничего, потерпишь.

– Степ, давай вернемся! – захныкал малыш. – Ну их, эти груши. Жутко здесь – страсть…

– Что,

забоялся?

– А то нет.

– Ладно, не ной. Пришли уже. Вот оно, дерево-то. Сейчас быстро груш нарвем – и домой.

Степан был на три года старше семилетнего друга и считал себя совсем взрослым, а потому не мог отказать себе в удовольствии немного покомандовать.

Мальчики остановились возле толстого развесистого дерева. Степан взобрался по шершавому стволу наверх и стал быстро срывать самые спелые плоды, запихивая их за пазуху широкой сатиновой рубахи. Федюнька остался внизу собирать паданцы.

Однако искать в мокрой росистой траве упавшие фрукты ему быстро наскучило. Страх почти прошел, и его одолевало любопытство. Все чаще он посматривал в сторону озера. В конце концов что-то на берегу привлекло его внимание настолько, что он, бросив наполовину заполненный мешок, отправился на разведку.

– Федюнька, ты как там? – шепотом позвал его с дерева Степан.

Ему никто не ответил.

Степан заволновался. Он посмотрел вниз и никого под деревом не увидел. Непоседливого дружка он обнаружил шагах в десяти от дерева. Малыш бойко шагал в сторону озера, на берегу которого кто-то вырыл огромную яму.

«Откуда она здесь взялась? – удивился Степан. – Неделю назад ее точно не было…»

Ответить на этот вопрос он не успел. Случайно взглянув в сторону особняка, он едва не свалился с дерева: на его глазах из дома вышли пятеро мужчин. Двое, в которых он сразу же узнал кузнеца Василя и конюха Прохора, тащили здоровенный ящик. За ними, размахивая руками, семенил толстяк-управляющий по прозвищу Графский Клоп. Рядом с ним вышагивал молодой француз, которого граф, кажется, выписал недавно прямо из Парижа. Лицо пятого члена загадочной ночной экспедиции по-прежнему оставалось в тени, и Степан не мог его разглядеть.

Появление француза его немного успокоило. Жан-Пьер иногда заходил в деревню, любил поболтать с мальчишками. Он был добрым, чуть-чуть нескладным и совсем неопасным. А третьего дня даже подарил Степану красивую брошку с большим блестящим камушком. На память. Сказал, что, может быть, скоро уедет.

Мальчик с некоторой тревогой обнаружил, что мужчины двигаются не куда-нибудь, а прямехонько в сторону озера. Правда, они были еще довольно далеко, но шли быстро и с минуты на минуту должны оказаться на месте.

Степан еще раз пристально вгляделся в группу людей, и тут сердце его бешено застучало: из-за туч вышла луна, и лицо пятого попало в луч света. Теперь мальчик без труда узнал самого хозяина усадьбы, графа Николая Петровича Валишевского.

От испуга Степан на мгновение потерял способность соображать, но сразу же вспомнил о Федюньке. Тот уже благополучно добрался до ямы и, стоя на глиняном краю, с любопытством заглядывал вниз.

Степан кубарем скатился с дерева на землю, в три прыжка настиг дружка и, зажав рот удивленному и испуганному малышу, поволок его в густые заросли осоки на берегу озера. Федюнька, не понимая, что происходит, мотал головой, мычал и отчаянно брыкался.