Заключенный на воле

Маккуин Дональд

Эта мысль поразила Нэн: с Лэннетом она провела куда меньше времени. Лицо Нэн вспыхнуло. Первые месяцы их знакомства она презирала капитана Стрелков, так что вряд ли их можно считать временем, проведенным вместе. Как могла она так быстро и так безоглядно влюбиться в человека, который?..

И снова Нэн заставила себя не думать об этом. Она нырнула в здание и поднялась к себе в комнату. Остановившись на пороге, женщина оглядела свои владения. Справа — развлекательный центр, неизменное головидео и рядом стандартный набор аудиоаппаратуры. Дверной проем, ведущий в крохотную кухню. Обеденный стол, два стула. Над столом — пейзаж с изображением хайренских гор, чуть выше — книжные полки. У окна — мягкое кресло, приставной столик, монументально уродливый торшер. Слева диван

и еще два приставных столика. Ближе к двери — стенной шкаф. Между дверцей шкафа и одним из диванных столиков дверь в спальню. При спальне — смехотворно маленькая ванная комната. Повсюду красивые, яркие цвета. Недостаточно яркие, чтобы предотвратить депрессию, но достаточно веселенькие для того, чтобы превратить мысли о самоубийстве из навязчивых в случайные.

Нэн прошла на кухню и включила чайник. Первые поселенцы, направленные на Хайре Прародителем, накопили обширные знания о травах. Принюхавшись к десяти коробочкам, извлеченным из буфета, Нэн мысленно благословила неустрашимых исследователей и выбрала траву, запах которой ей показался наиболее успокаивающим.

Едва она сделала первый глоток, как в дверь постучали. Нэн нахмурилась. Всякий посетитель обычно означал появление дурных вестей. Нэн открыла дверь — и на мгновение онемела от удивления. Потом она кое-как умудрилась пробормотать:

— Доктор Ренала? Мне никто не сказал, что вы желаете видеть меня…

Гостья, не дожидаясь приглашения, отстранила Нэн и вошла. Выглядела она устрашающе. Довольно было одного взгляда, и любому наблюдателю становилось ясно, что ее оранжево-красный наряд служил предупреждением, точно так же, как окраска некоторых ядовитых насекомых. Промаршировав через комнату, гостья развернулась и остановилась спиной к окну, едва не касаясь его. Солнечные лучи пронзили ткань одеяния и заставили ее вспыхнуть. Нэн знала, что и место, и поза — руки в боки — были выбраны доктором Реналой с таким расчетом, чтобы представить свой наряд и собственные немалые размеры в наиболее выгодном свете. Гостья весила около двухсот фунтов, а ее манера двигаться заставляла предположить, что из всех этих фунтов мало что приходилось на жир. Воинственно вскинутый подбородок — красный выступ между такими же красными круглыми щеками — был устремлен в сторону Нэн. Доктор Ренала запустила руку за пазуху, и та исчезла где-то среди двух объемистых грудей. Когда рука снова вынырнула наружу, в ней был зажат голодиск.

— Это только что прибыло. На межзвездном корабле.

Нэн кивнула, ожидая, что же будет дальше.

Доктор Ренала усилила натиск.

— От Солнцедарительницы. Лично. Письмо адресовано мне, но тут есть и пара слов для тебя. Думаю, будет лучше, если мы прослушаем его здесь, в твоем жилище.

Нэн не сомневалась в подтексте последнего замечания. Но доктор Ренала и сама сочла нужным пояснить:

— Нам никогда не удавалось доказать, что мой кабинет прослушивают, но можно не сомневаться, что так оно и есть. Послание Солнцедарительницы наверняка конфиденциальное, а мы практически уверены, что младший персонал вроде тебя слишком незначителен, чтобы вас кто-нибудь подслушивал.

Доктор Ренала постоянно мимоходом оскорбляла своих собеседников — у нее был к этому настоящий талант. Нэн пропустила оскорбление мимо ушей, забрала диск и вставила его в проигрыватель. Указав на диван, Нэн подождала, пока Ренала усядется, а потом сама уселась на другом конце дивана — как раз в тот момент, когда проигрыватель включился и изображение ожило.

С экрана на них взглянула Солнцедарительница.

— Это закрытое послание. Если его посмел просматривать человек, не имеющий соответствующего допуска, знай, что ты вмешиваешься в дела Люмина в лице его высших служителей. Возмездие будет неотвратимым, — жрица сделала короткую паузу. — Приветствую вас, доктор Ренала. Я доверила это послание надежному курьеру. Он должен передать вам мои инструкции: просмотрите письмо вместе с Бахальт, потом уничтожьте. Уверена, что вы все выполните в точности. Я выяснила, что командор Этасалоу находится на Хайре. Слухи отправляют его в самые разные уголки галактики,

но мои сведения точны. Он на Хайре. Я не знаю, поддерживается ли связь между Этасалоу и его племянницей. Несмотря на вопли командора о том, что он ненавидит ее и что она предала всех, кто ей доверял, включая самого командора, лично я убеждена, что они будут искать возможность примириться и воссоединиться. Их примитивное стремление ставить семью превыше всего прочего общеизвестно. А потому наложенную на Бахальт епитимью следует усилить. Она не должна никуда ходить без сопровождения. Она в долгу перед Люмином за полученное образование и никогда не оплатит этого долга. Тем не менее, он существует, и это следует учитывать. Искусство Бахальт следует использовать в полной мере. Доктор Ренала, я поручаю вам проследить, чтобы она трудилась в соответствии со своими обязанностями и чтобы она была изолирована от вероотступника Этасалоу.

Нэн почувствовала, что ее распирает безудержный смех. Солнцедарительница ничего не понимала! Она никогда не примирится с Этасалоу, это невозможно! Даже если она бы и желала примирения, он постарается убить ее, прежде чем она успеет сказать хоть слово. И она не уверена, что сама не поступит точно так же. С того самого момента, как Нэн оказалась на Хайре, ее терзали слухи о присутствии здесь беглого Этасалоу. Их упорство заставляло Нэн верить. А страх заставлял отказываться верить. Теперь же опасность сделалась неоспоримой. Солнцедарительница боится, что она будет искать возможность воссоединиться с Этасалоу? Воссоединиться с вечной тьмой!

Солнцедарительница тем временем продолжала:

— Из Коллегиума также поступило еще одно известие. В течение года с момента исчезновения предателя Лэннета никаких его следов обнаружено не было. Гражданский суд с согласия императора Халиба официально объявил Лэннета мертвым. Бахальт, я знаю, что твое нежелание раскаяться основывается на вере в то, что в один прекрасный день твой лихой капитан вернется к тебе. Возможно, теперь ты опомнишься и проникнешься духом истинного раскаянья.

Изображение исчезло. Несколько долгих секунд Нэн смотрела на темный экран, захваченная символизмом этой картины: мрачное ничто, возникшее на том самом месте, где мгновение назад бушевала злоба Солнцедарительницы.

«Лэннет. Мертв». Грудь Нэн пронзила боль. «Лэннет. Полный жизни. Он любил ее. Не может быть! Это неправда!»

Смятение чувств исказило весь мир вокруг Нэн, всю окружающую реальность. Щелчок выехавшего из проигрывателя голодиска превратился в медленный, скрипучий раскат грома. Биение собственного сердца слышалось Нэн как низкий перекатывающийся шум, прибой страха. Женщина закрыла глаза, чтобы сдержать слезы, и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Она не станет в это верить. Она не подведет Лэннета. Она будет сильной. Она будет ждать.

Но не такова была доктор Ренала, чтобы позволить молчанию длиться.

— Я никогда не одобряла вашего появления здесь, — заявила она Нэн, забирая голодиск. Лицо доктора Реналы сделалось еще краснее обычного, а нижняя губа недовольно выпятилась. — Теперь же я должна добиться того, чтобы вы никуда не ходили в одиночку. Вы понимаете, каких усилий это потребует от моих сотрудников?

Заносчивая напыщенность этой особы заставила Нэн подтянуться и взять себя в руки. Печаль отступила, уступив место ледяной ярости.

— А вы понимаете, какие неудобства будет причинять мне полная невозможность уединиться?

Доктор Ренала ухмыльнулась.

— Не такие уж большие, я полагаю. Разница заключается в том, что мои жрицы не создают проблем. А вы создаете. Что бы с вами ни произошло, вы это заслужили. Постарайтесь не забывать об этом. Мы — не забудем.

— Не сомневаюсь. Похоже, это ваше главное свойство — мелочная злоба.

Доктор Ренала принялась яростно хватать ртом воздух, но прежде, чем она сумела произнести хоть слово, гнев ее отчасти схлынул, и лицо доктора приобрело скептическое выражение. А затем — осторожное. Доктор Ренала приняла надменный вид, явно решив пропустить мимо ушей последнюю реплику, и оглядела комнату. Теперь она держалась исключительно официально.