Заколдуй меня (сборник)

Кертис Джек

И раз, и два...Дикон перелез в очередной отсек и в ту же секунду увидел преследователя. И раз, и два...Дикон переметнулся назад, в соседний отсек. Уже поздно менять направление. И раз, и два...Снова назад. Слишком поздно, если человек погонится за ним и прибавит скорости. Дикон вернулся в первый сектор и замер на месте. Теперь уже поздно начинать второй круг.

Человек появился справа от Дикона, заканчивая полный оборот. Он внимательно вглядывался в заросли платанов. Рука, которую Дикон чуть не сломал, теперь, похоже, действовала: человек пробовал осторожно шевелить ею. В правом кулаке он сжимал выкидной нож, похожий на серебряную зубочистку. Их разделяли какие-нибудь десять,

много – двенадцать футов. Три шага.

Дикон подошел к нему на расстояние вытянутой руки, и в этот момент его противник обернулся. Джон двигался бесшумно, но преследователь был начеку и почувствовал его приближение кожей, ощутив легкий ветерок, едва коснувшийся его шеи. Он держал нож в правой руке и потому инстинктивно отскочил вправо; рука описала дугу, готовясь метнуть нож.

Дикон отклонился в сторону и вперед, одновременно доставая из-за пояса бутылку. Его тело изогнулось влево, как у метателя диска, он размахнулся и, крякнув от напряжения, кинул бутылку, вложив в этот бросок всю силу.

Бутылка взорвалась. Какую-то долю секунды все оставалось так, как было. Дикон слегка качнулся вслед за бутылкой. Потом голова преследователя превратилась в месиво из крови и стекла, и он упал как подкошенный. Дикон затащил мертвое тело в пагоду и пошел к ограде в дальнем конце сквера. Там он задержался на минуту, чтобы снять футболку и вытереть ею руки, а потом запихнул ее в задний карман. Этим летом голый до пояса человек никому не показался бы странным.

Парад все еще продолжался. Несколько людей равнодушно взирали, как он перебирается через ограду. Никто этому не удивился. Люди подумали, что он лазил помочиться или поспать. Может быть, на следующий день кто-нибудь из них и сообразил бы, что видел нечто важное. Может быть, среди них даже нашлась бы парочка сознательных граждан. Дикона это не слишком беспокоило. В свое время он слышал много свидетельских показаний и видел фотороботы. Можно было подумать, что свидетелей просили описать человека-невидимку.

Он смешался с толпой, валившей вслед за парадом.

* * *

Лаура хлопнула наружной дверью и побежала по тротуару. Если бы на улице было меньше народу, слежка бы сразу стала заметна. Лаура пробиралась сквозь толпу, не видя никого вокруг и не думая о том, куда идет: ей важно было то, что она среди людей, а не в доме. Она стремилась в самую гущу, ища спасения в плотности окружающей ее толпы. Спустя десять минут бесцельного брожения она остановилась.

Высокий мужчина в разноцветном «павлиньем» плаще дирижировал труппой танцоров. Он был очень смуглым, его лысая макушка сверкала на солнце. Лаура стояла среди наблюдавших за ним зевак. Плащ раздувался и взлетал в такт его движениям, мелькали темно-синие и ярко-зеленые пятна. От боли в груди Лауре стало трудно дышать. Дирижер поравнялся с ней, плащ распахнулся, переливающиеся на солнце яркие краски «павлиньего» плаща ударили ей в глаза.

Она застыла, словно кролик, зачарованный взглядом удава. Знакомый голос, казалось, снова зазвучал в ее ушах, как молитва, как заклинание. Лаура... Лаура... Лаура... А потом я хочу... А потом... А потом...Она вся дрожала, во рту пересохло, нечем было даже смочить губы. Глаза резало, как будто она не спала несколько ночей подряд.

Элейн стояла в толпе позади Лауры, с трудом сдерживая желание потрогать ее. Она ощущала уязвимость даже в изгибе позвоночника Лауры, в ее руках, не прикрытых летним платьем, изящном изгибе шеи... Элейн чуть-чуть наклонилась, вытянула губы и слегка дунула на белокурые завитки волос. Хватит. Пока хватит.

* * *

Дикон вернулся первым и нашел под дверью письмо. Он отнес его наверх и поставил на каминную полку, а потом направился прямо в ванную. В зеркале отразился сгусток запекшейся крови на лбу и похожие на сыпь точечные красные брызги на правой щеке. Дикон умылся и обтер лицо полотенцем. Хотя Лаура и дала ему ключи от квартиры, он еще не очень хорошо в ней ориентировался. Ему был нужен тазик, чтобы замочить футболку, но поиски не дали результатов. В конце концов он запихнул ее в кухонную раковину, засыпал стиральным

порошком и залил горячей водой.

В состоянии нервозности он долго не мог найти себе места, переходя из комнаты в комнату, пока наконец не оседлал табуретку на кухне и не начал постукивать ногой по полу, как швея, работающая с ножным приводом. Много лет назад они с Мэйхью и двумя другими полицейскими отправились по вызову в паб в северной части участка. Там одной подвыпившей парочке отказали в обслуживании, и они начали крушить бар. Успокаивать их не было смысла – едва Дикон вошел, как получил по плечу табуреткой. Один из хулиганов оторвал ножку стола и начал орудовать ею, как цепом, а другой только что закончил разбираться с барменом и искал, с кем бы подраться еще.

Для Дикона усмирение кончилось подвешенной на перевязи рукой и легким двоением в глазах, продолжавшимся три дня. Мэйхью получил порез за ухом, но зато сломал свою дубинку о драчуна. Другому полицейскому нанесли глубокую рану на лбу – она была не опасна, но кровь заливала ему глаза, текла по носу, Щекам, ушам, оставляя на лице красные полосы. Двоих буянов увезли на «скорой помощи» в ближайшую больницу. На обратном пути в участок полицейский с окровавленным лицом внезапно начал хохотать. Напряжение и страх последнего часа вырвались наружу, как электрический разряд. Вслед за ним начали хохотать и все остальные; рты искажались и плечи тряслись в приступах смеха. Мэйхью с трудом удавалось вести машину по прямой.

Дикон сидел на табуретке и качал ногой, отбивая рукой ритм на деревянном подоконнике. «Где, черт возьми, может быть Лаура», – думал он.

Десять минут спустя раздался телефонный звонок. Она облегченно вздохнула, услышав его голос, и он тут же понял: с ней что-то случилось. Он спустился вниз и подождал ее у входа. Она прибежала, запыхавшись, едва дыша.

* * *

Однако на этом день еще не кончился. Дикон заключил ее в объятия, словно укрывая в убежище, и она, бледная и серьезная, рассказала ему о телефонном звонке. Он не разнимал рук, ощущая, как она дрожит. Ее голос срывался: дрожь превращала ее речь в быстрое стаккато. Закончив рассказ, Лаура еще теснее прижалась к нему, угревшись, как малыш на руках у матери. Наконец она высвободилась и налила себе виски, и Дикон впервые понял, как ему хочется сделать то же самое. Она пошла на кухню, чтобы слегка разбавить скотч водой, и увидела в раковине его футболку, плавающую среди клочьев красной пены. Пришлось рассказать ей о Виве и о преследователе.

– Мне надо позвонить Архангелу, – сказал он, – чтобы договориться о встрече.

– Но... теперь это стало еще опаснее...

– У нас нет выбора. Раньше мы еще могли отступиться – одно время я подумывал об этом. Но старые привычки коренятся глубоко. Понимая, что в смерти Кэйт есть кое-что, не стыкующееся с официальной версией, я захотел выяснить это. Я захотел узнать тебя, сблизиться с кем-нибудь, кто был близок с Мэгги, – это была очень нужная мне связь, и, помимо всего, во мне говорило любопытство. Но потом ты нашла нечто странное в банке – результаты отслеживания. С этим можно было быстро разделаться – будь это простое мошенничество, я бы запросто сплавил его Филу Мэйхью. Этого не произошло: след вел к Архангелу, и я не понимал, что это значит. Тот, кто звонил тебе – тогда и сейчас, – мог оказаться одним из омерзительных вурдалаков, которые кишат вокруг смерти, как рои мух; многие люди страдают от телефонных звонков маньяков. Но он не из таких. Убийства продолжаются, а тот, кто звонит, знает то, чего знать ему не надо. Наконец Фил открытым текстом говорит мне, что официальные органы боятся сложить «два» и «два» из страха получить что-нибудь, похожее на «четыре». – Он посмотрел на убывающий в ее стакане скотч и ощутил жгучее желание выпить. – Понимаешь? Нам уже поздно отступать. Мы можем пойти вперед или сбежать, хотя я не уверен, что это возможно. Что мы знаем? Кто-то убивает женщин. Одна из них была твоей подругой и обнаружила подлог Кто-то угрожает тебе, может быть, это один и тот же человек. Крестный отец гетто говорит, что слышал о компьютерном отслеживании. Информатор убит кем-то, кто хотел заодно убить и меня. Этого не просто достаточно – это слишком много.