Закон и честь

Шторм Максим

В защищённом от промозглых ветров и холодной ночи салоне дирижабля скорость, развиваемая воздушным судном, практически не ощущалась. Крейгу нравилось летать. Здесь, на высоте тысяч футов, среди облаков, над оставшейся далеко внизу землёй он чувствовал себя, как рыба в воде. На него снисходило умиротворяющее состояние, душой овладевал покой. Тут он мог себе позволить безмятежно развалиться в удобном кресле и ни о чём не думать. Многие опасались подниматься в воздух. Дирижабли, эти огромные раздутые киты, властелины небесного океана отпугивали излишне слабонервных. Гордон Крейг к последним никогда не относился.

Первые аварии и падения воздушных исполинов давно остались в прошлом. Но катастрофы, не редкие на заре становления воздухоплавания, настолько

сильно отпечатались в людской памяти, что ещё не скоро окончательно забудутся. Современные летающие корабли были фактически лишены недостатков, присущим первым моделям. Единственное, что и сейчас представляло реальную угрозу, это воспламенение водорода в несущей оболочке. И то, подобная опасность оставалась актуальной исключительно для дирижаблей мягкого и полужёсткого типа. На жёстких судах водород был закачан в надёжные, изготовленные из негорючего материала баллоны, расположенные внутри прочной цельной оболочки. Конечно, водород оставался водородом, и применение дирижаблей в военных целях носило повышенный, впрочем, сторицей себя оправдываемый риск. Гордон всё ждал того момента, когда будет придуман безвредный невоспламеняющийся аналог водороду, способный заменить взрывоопасный газ. Да, существовали лёгкие модели кораблей, поднимаемых за счёт постоянно нагреваемого паровым котлом воздуха, но возможности этих малышей были столь ничтожны, а ненадёжность конструкции столь велика, что они использовались разве что в сельском хозяйстве, да в провинции для перелётов на совсем небольшие расстояния.

Так, размышляя обо всём помаленьку, Гордон незаметно для самого себя начал клевать носом. Его рука упала с подлокотника кресла, пальцы прикоснулись к ручке чемодана. Ощущение холодной кожи под пальцами подействовало на учёного успокаивающе и он, смежив глаза, провалился в победившую предутреннюю дрёму.

Вторым бодрствующим человеком из расположившихся в классе люкс, был сидящий по левому борту прямо напротив Крейга, одетый в дорогой костюм невзрачный господин средних лет. Он развернул газету и, пользуясь рассеянным светом горящей прямо над головой лампы, не отрывался от чтения. Так, по крайней мере, казалось со стороны простому обывателю. На самом же деле любитель ночного чтения весьма поверхностно скользил взором жёстких стальных глаз по расплывающимся в сумраке строчкам. Не подавая и виду, он изредка бросал пронзительные взгляды на своего соседа по салону, на кутающегося в плащ Гордона Крейга.

Дождавшись, когда сомлевший учёный уткнулся подбородком в грудь, наблюдающий за ним господин отложил газету и закинул ногу на ногу. Он взял с пустующего рядом кресла клетчатую фуражку и натянул на коротко стриженую голову. Осталось немногим больше часа до начала столь тщательно вынашиваемой операции. Выстроенный план, предусматривающий десяток возможных вариантов развития событий, должен был сработать как безотказные вертонские часы. Но даже если что-то пойдёт не так, как задумывалось, на это случай у него имелся ещё один план. Самый безотказный и действенный из всех возможных.

Он невесело улыбнулся. Тонкие сухие губы сардонически искривились, а вот глаза остались холодными и предельно сосредоточенными. Вопреки расхожему мнению он не любил идти на крайние меры и запускал в действие план «Б» лишь в самых исключительных случаях. Людская молва приписывала ему изрядную жестокость и презрение к человеческим жизням. И не редко, благодаря пропаганде и специально распускаемым слухам, навешивала ему чужих собак. Последний факт всегда его изрядно забавлял. Дело в том, что приписываемые ему события действительно происходили. Но если не он, то кто тогда стоял за ними? Интересно, да? Хотя, положа руку на сердце, он признавал, что для него в этом ничего интересного и таинственного как раз и не было. Он знал, против кого идёт. Так же, как и отлично знал, что эти люди не гнушаются ничем. Впрочем, как и он сам. Они были равны перед господом. Вот только цели у них были совершенно разные.

Он считал себя патриотом. Они назвали его врагом номер один.

Народ думал, что он преступник. А где же правда? Кто из них прав? Что ж, на этот вопрос он мог ответить. Правы были все. Он был патриотом, он был беспощадным врагом, и он был тем, кем его преподнесли людям. Невидимка был самым разыскиваемым Внешний и Внутренней разведкой террористом. И если понадобится, он, не раздумывая, взорвёт к чертям собачьим этот дирижабль, отправив на небеса более полусотни пассажиров. Он знал, что рука его не дрогнет. Запасной план, лекарство от всех возможных неудач всегда срабатывал на отлично. И заложенные на верхней палубе, под отсеком с заполненными водородом баллонами двадцать фунтов термической взрывчатки в доли секунды превратят «Бабочку» в пылающего мотылька.

Часть 2

Глава 4

Элен в полной мере вкусила, что такое настоящая роскошь, когда вошла в ванную комнату особняка Гиллроев. Бог ты мой, она и представить себе не могла, что бывают ванные таких размеров! Стоя в окружении сверкающего великолепия хрусталя и мрамора, девушка поняла, насколько же сильно разнится уровень жизни богатых промышленников и обычной рабочей семьи достатка ниже среднего. Пропасть была колоссальной. Элен посмотрела на гигантскую чугунную ванну, в которой можно было запускать парусники, в сверкающих хромом кранах появилось её размытое отражение. Да уж… И ведь это самая обычная ванная для слуг, расположенная на третьем этаже! А что же тогда говорить о личных санузлах членов семьи Гиллрой? Наверняка там всё из серебра и золота, достойного особ королевской крови.

В ванной комнате было жарко, вдоль отделанных плиткой стен тянулись толстые трубы парового отопления. Большое, одетое в массивную раму, зеркало запотело. Под зеркалом была прибита широкая полочка, уставленная целой батареей всевозможных пузырьков. Шампуни, кремы, бальзамы… Элен едва удержалась, чтобы не броситься изучать все эти красивые бутылочки. Что и говорить, у них дома не было и десятой части того, что гордо красовалось на этой полке. Элен строго одёрнула себя. Спокойно, мисс Харт, спокойно, ты давно не ребёнок. А ведёшь себя, как маленькая девочка, попавшая в замок своей мечты. Только прекрасного принца не хватает. Элен грустно улыбнулась. А чем особняк Гиллроев не дворец? И принц тут имелся, правда, далеко не прекрасный.

В первый же свой рабочий день, Элен осталась совершенно одна в этом огромном трёхэтажном старинном особняке. Говоря одна, девушка не принимала в расчёт пожилого дворецкого, которого, казалось, из пушки не прошибёшь, и старшего сына четы Гиллрой Стефана. Умственно отсталый паренёк, как выяснилось, с утра не высовывал носа из своей комнаты, так что Элен даже понятия не имела, как он выглядит. Ну не велика беда. Девушка была абсолютно уверенна, что при встрече со Стефаном ни с кем другим его точно не перепутает. Зато она многое, что успела на другом поприще. Проглотив обиду, девушка стоически собрала свои домашние вещи, попрощалась с мамой до воскресенья, обустроилась в своей новой комнате, познакомилась с очаровательными сорванцами-двойняшками и была представлена хозяину дома Джеймсу Гиллрою.

Мистер Гиллрой произвёл на Элен неизгладимое впечатление. Высокий, стройный, с идеально уложенными волосами, тонкой полоской чёрных усов и твёрдым взглядом глубоко посаженных серых глаз. Весь облик главы семейства дышал силой и уверенностью. Было в Джеймсе нечто властное, заставляющее безропотно краснеть перед ним. Сразу было видно, что этот суровый видный мужчина привык повелевать и не знает слова — нет. Первоначальное мнение Элен о том, кто в доме является настоящим хозяином, растаяло как весенний снег. Катрин со всем своим высокомерием и норовом рядом с вылитым дворянином Джеймсом смотрелась крайне бледно. Элен даже подумала, что наверняка Джеймс Гиллрой потомственный аристократ. Впрочем, спросить об этом напрямую она побоялась. В подобных семьях прислугу, случалось, выставляли вон и за меньшие провинности. Зачем же искушать судьбу глупыми и несвоевременными вопросами?