Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
– Не справилась. Не... смогла, думаю. Для нее было слишком.
– Память жгла и сейчас. Обрабатывая ее, он обрабатывал и себя.
– Она... сделала кое-что глупое и позволила себя убить.
– Да, Ялитрейя. Искала с вами корону Дал"каннита Тысячерукого.
– Ага.
– Вы были рядом, когда она умирала?
– Нет.
– Ему пришлось опустить глаза к полу.
– Опоздал.
На целые дни. Воспоминания вызвали головокружение и тошноту.
– Ее Легенда... безмолвствует... относительно смерти.
–
– А вы...
– Голос стал шепотом, полным печали - словно она взывала к нему издалека.
– Вы стали бы спасать ее, если бы могли? Не от смерти. От боли.
– Ох, дерьмо... выдохнул он.
– Иисус Христос-страдалец, что я за трепаный идиот...
Очевидно. Столь очевидно, что слепец увидел бы с другой стороны города.
Когда она поняла, кто явился... это показалось ей подарком Небес. Тайная встреча, наедине и без оружия, в главном святилище Ордена. Искупалась в крови героев, чтобы смыть грехи...
Передала заряженный автомат человеку, который убивает всё, что ходит, летает и ползает в поганой грязи.
А когда он не стал...
Сделка. Сделка с человеком, убившим бога. Обоюдная выгода.
Ведь она знала, что он предпочитает работать в одиночку, а наниматели его долго не живут.
Иисусе.
Он языком вывел отмычку и напильник из-за щеки. Трюк предстоял нешуточный.
Откашлялся и выплюнул инструменты в кулак.
– Для Марады? Я сделал бы всё, что угодно.
– Он начал с левого наручника, работая наощупь, говоря, чтобы скрыть скрежет металла о металл.
– Что бы ни говорил ваш дядя, я не монстр.
– Надеюсь, я уже это разглядела.
Обруч раскрылся, он перешел ко второму.
– Не знаю ее Легенды. Не знаю, что она говорила о... гм, о нас. Был один... момент... в темноте.
– Она пишет, что вы отказались лишить ее жизни.
Тут было трудно возразить.
– Да.
– Пишет, что темнота позволила ей высказать такое, чего она никогда не произнесла бы в свете дня. Позволила видеть себя со стороны. Она говорит, это было испытание. Ее добродетели, смелости и веры. Самое откровенное, какое она переживала.
Голос был едва слышен.
– И единственной причиной ее успехов были вы. Ваша вера в нее дала ей силы поверить в себя.
Снова во рту был тот вкус.
– Было вовсе не так.
– Для нее - так.
– Хорошо. Ладно, ага, - сказал он, как будто слова могли уменьшить боль.
– Полагаю, она не стала бы врать.
– Разумеется.
– Это просто...
– Ему приходилось смотреть в пол.
– Я не пытался ей помочь. Я пытался ее трахнуть.
– Чем можно объяснить, почему для вас воспоминания несут боль, тогда как в ней они пробуждали величие духа.
Ага, угу. Ему надоело колотиться черепушкой о каждый каменный угол в аллее памяти.
– Знаете, я не стал бы. Вот так. Не стал бы убивать ее, чтобы спасти от боли. Даже Мараду. Даже перед тем, что нас ждало.
– Ах.
– Так какая хрень в чертовой вселенной заставила вас подумать, что я окажу вам эту услугу?
Она издала такой звук, будто ее ударили в горло.
Он старался говорить тихо. Вежливо. Насколько умел, а умел он немногое. Мало практики.
– Он не может читать ваш разум, знаете?
Спина выпрямилась, застыв.
– Что?
– Нет, если вы не думаете о Нем. Почти как мой субвокальный монолог. Иначе Ему приходится лишь гадать, судя по вашим эмоциям.
– Он закусил губу, когда раскрыл второй обруч.
– Да, возможно, вы сами поняли. Умеете болтать о всяческом дерьме.
– Я...
– Голос стал низким, как будто ее душили.
– Я...
– Даже сказать не можете о Нем, верно? Не можете сказать, что значит - чувствовать Его в своей голове. Что Он заставляет вас делать. Никому не сможете сказать. Что-то помешает.
– Не...
– Знаю, вы не можете попросить. И не могу вас спасти. Не так, как вы хотите.
– Держа кольца наручников в кулаках, он встал.
– Но смогу вам помочь, если вы поможете мне.
– Хватит - хватит - вы не понимаете...
– Можете вы не действовать? Он вам позволит?
– Он шагал к выходу по строганным доскам, босые ноги не производили шума. Цепочка наручников растянулась, не качаясь; он успел отмерить ширину капюшона, глядя из-за решетки.
– Позволит Он вам не шевелиться?
С резким выдохом она отскочила от прутьев, так быстро, что оказалась невидима: слишком медленно крутилась кинопленка в его голове. Прижалась к стене напротив, вся дрожа.
Кивнув, он бросил цепочку, показав пустые руки.
– Слушайте. Я кое-что знаю, каково быть одержимым богом. Верно? Не только монастырское дерьмо. Я знаю, что случилось с вами. И довольно четко представляю, каково это.
Он подошел к двери. Она дрожала у каменной стены.
– Не хочу знать, как это началось. Какой вред вам нанесли. Что заставило вас думать, что сделка будет достойной. Хочу лишь знать, что вы можете сделать для меня.
– Для вас? Для вас? – Голос стал резким. Руки в перчатках крошили камень стены.
– Как вы посмели говорить? Один намек... я должна... мне придется...
Она крепко зажмурилась.
– Придется так и так.
– Что, если вы просто повернетесь и уйдете? Просто уйдете отсюда?
– Не могу. Я не могу. Вы сказали слишком много. Уже слишком много.
– Дрожь превращалась в тремор.
– Ангвасса, слушай меня. Я не нанесу тебе вреда. Никогда.