Закон Ломоносова-Селистратова
Шрифт:
Однако далее Ломоносов неожиданно потемнел лицом и предложил немедленно отключить машину. Вспомнил он, мол, своё старое письмо к Эйлеру, и недавний труд "Об отношении количества материи и веса", где упоминался всеобщий закон природы. Да, тот самый: "если к чему-либо нечто прибавилось, то это отнимается у чего-то другого. Так, сколько материи прибавляется к какому-либо телу, столько же теряется у другого, сколько часов я затрачиваю на сон, столько же отнимаю у бодрствования и т.д. Так как это всеобщий закон природы, то он распространяется и на правила движения...". Память у Михайло
– Нет, - попытался изобретатель остановить порыв Ломоносова, - нельзя сейчас генератор выключать - он даёт свет во всей квартире. К тому же, канал с вашим временем может окончательно прерваться.
Ломоносов задумался на мгновение.
– Плевать! Останавливай свою машину! Не то мои там от холода помрут!
– Да поймите же, Михайло Васильевич!
– взмолился Селистратов, - Я же вам говорил про перемещения во времени! Всё, всё уже изменилось, знаете ли, как только вы сюда, к нам переместились!
– Это я здесь, а они там и сколько им жить остаётся - один бог то ведает!
– Но пусть они там немного потерпят - я здесь машину зарегистрирую и права справлю, - пообещал ему Селистратов, даже архаизм какой-никакой припомнил для пущей убедительности.
Ломоносов не послушался и решительно направился к устройству. Тут уж Селистратову пришлось решительно пойти на хитрость.
– Михайло Васильевич, коллега!
– схватил он его за отворот камзола.
– Никак нельзя машину останавливать! Государево дело - ему и надо челом бить, он разрешит! Только сам!
Ломоносов, воспитанный в нравах восемнадцатого столетия, сразу остановился.
– А ты прямо к государю вхож?
– Безусловно!
– заверил его Селистратов.
– Надо нам к нему непременно пойти, прямо сейчас.
И подтолкнул к двери, объявив, что надо только собрать бумаги для доклада. Вместо бумаг сунул в пакет топор, резонно предполагая, что если обман раскроется, то придётся несладко. А топор - он во всяком споре аргумент весомый.
Как в воду глядел. На улице, только отойдя от нового шока, Ломоносов вернулся к теме остановки генератора. Селистратов опять принялся его увещевать, но неудачно - вышло так, что изрядно Михайло Васильевич разозлился.
– Да ты, шельмец, обманом взять меня удумал!
– закричал он на весь переулок, выводящий прямо к Патриаршему пруду.
Исчерпав всё своё красноречие, хмельной Селистратов вытащил свой последний аргумент, решительно отбросил ненужный пакет и тем сразу напугал прохожих.
Только крепкая трость спасла Ломоносова. Превосходя противника ростом, массой и ловкостью, он решительно выбил топор из рук оппонента, подхватил новое оружие и сам бросился на Селистратова. Тот проявил чудеса сноровки и, не медля, рванул бегом на стратегический простор - на дорожку вдоль пруда.
Не случись встречного полицейского наряда и сержанта Чумакова, неизвестно ещё, до чего дошло бы. За то и благодарен родной полиции, и рад несказанно!
Такую
В другом кабинете допрос задержанного, одетого по моде восемнадцатого века, происходил не столь плодотворно.
Прежде всего, старший лейтенант Корсантия сразу столкнулся с проблемой идентификации личности.
– Михаил Васильевич Ломоносов. Профессор Её Императорскаго величества Академии наук и художеств, - представился ему задержанный.
– Ага, и артист больших и малых театров, - усмехнулся Корсантия.
– Давай-ка пальчики тебе откатаем, клоун.
– Пытать меня удумал, тать!
– возмутился задержанный.
– Меня, статского советника!
– Издевается гад, - констатировал офицер и вдвоём с подоспевшим сержантом не без возни, но обеспечил дактилоскопию. В картотеке уголовного розыска отпечатки не числились.
База данных жителей Москвы выдала множество фотографий полных тёзок с краткими пояснениями. Похожей физиономии среди фотографий не нашлось. Старлей вздохнул и для очистки совести запросил последние сообщения из психушек. Нет, не сбегал! Даже из тех, кто тоже записывал себя в настоящие Ломоносовы. Что же, не повезло следакам - туго придётся им с этим амбалом.
– Хорошо, Михаил Васильевич, где проживаете?
– Корсантия сделал последнюю попытку.
– Лавроникольская улица, - сообщил задержанный.
– Номер дома?
– Номера нет, там всякий знает мой дом!
– гордо заявил ряженый в камзол.
Старлей снова тяжело вздохнул и набрал поисковый запрос.
Результат оказался предсказуем на сто процентов.
– Нет даже такой улицы в Москве, дорогой вы наш господин, Михайло Васильевич!
– торжественно объявил Корсантия.
– Как же нет, ежели живу я там?!
– возмутился задержанный.
– Ладно, - сдался наконец Корсантия, - веди, сержант, этого клоуна в аквариум. Пусть следак завтра с этим разбирается. По статье тридцатой пойдёт как минимум...
Амбал начал было возмущаться, упирая на то, что негоже, мол его к рыбам отправлять, не заслужил он такого вопиющего отношения и вообще требует уважения. Но его огрели дубинкой и успокоили.
Старший лейтенант Корсантия, разобравшись с протоколом, прошествовал к оперативному дежурному и доложил о результатах. Вернее, об их отсутствии. Сошлись на том, что псих достоин Кащенко, но завтра сутра придётся сдать следаку.