Закон молчания
Шрифт:
Вся их работа, вся работа коту под хвост. Капо скроются, Маранцано свалит из штата, а то и из страны. Быть может, уже сейчас покупает билеты. Семья уйдет в подполье, растворится, пережидая и прикидывая. С ними двумя расправятся уже сейчас, а потом — неясно, через какое время, но это будет обязательно — убьют и малую с родителями.
И через все перегретые до предела чувства упрямо пробивалось одно короткое слово — нет.
Нет, не так, не может быть, чтобы так. Это же Луиджи, черт возьми, просто Луиджи. Помнящий, кто что заказывает, вечно пытающийся подкормить. Считающий себя обязанным Луиджи. Не станет же он…
Мысли остановились и рассыпались на части, когда крышка наконец распахнулась. После вони багажника ворвавшийся воздух
— Вытаскивай, — равнодушно бросили рядом и проговорили уже Теодору: — Давай-ка без фокусов.
Последнее могли бы и не произносить: уставившаяся едва не в лицо лупара — серьезный аргумент. Теда бесцеремонно выволокли из машины и вздернули на ноги. По изнывшемуся телу прокатился колючий рой, распрямившиеся мышцы тянуло, но все внимание сосредоточилось на одном. Том, кто отдавал распоряжения.
Луиджи удерживал оружие с той безыскусной, не показушной простотой и легкостью, которая выдавала давнее и отнюдь не шапочное знакомство. В добивающем до них свете фонаря и вовсе казалось — его пальцы обнимают дробовик почти ласково.
— Помнят руки работу, — проследил Тачетта его взгляд.
Именно в этот момент пришло поразительное в своей простоте и ясности понимание: не всю же он жизнь, в самом деле, торчал за стойкой, подавая кофе и пиво. Далеко не всю. Работа в баре для него просто способ уйти на покой. И он — станет. Может — и станет — этот крепкий семидесятилетний старик, сделавший семью смыслом всей своей жизни. Старик из-за стойки, которому два действующих капо с легкостью передали на время троих бойцов, стоящих молчаливыми тенями. Интересно, им он тоже по памяти наливает? Бывший в курсе всех дел, он, наверное, при желании, даже мог занять место дона, да только не было ему это нужно. Его вполне устраивало просто наблюдать на своем незаметном посту. Смотреть, как развивается и меняется клан, превращаясь из одного в два и обратно. И ради того, чтобы все сохранить, Луиджи, который действительно любит нынешнюю работу, с удовольствием вспомнит собственное прошлое, о котором рассказывал столь аккуратно, что ни разу не возникло и тени сомнения, что он — всего лишь вечный бармен. Вспомнит — и уберет помеху.
Для него убить — что муху смахнуть со стойки. Легко и просто.
— Эх, ни ковра, ни канареек, — с отчетливым сожалением пробурчал тот. — Придется совсем по старинке. Вперед.
Теодор хотел отгавкнуться, проехавшись по «старым добрым» традициям, но взгляд сместился левее, и сердце ровно на миг облегченно дрогнуло: живой. Их действительно везли в одной машине. Судя по виду рыжего, ему пришлось провести путешествие, скрючившись на полу под ногами занявшей заднее сиденье троицы, оставшейся сопровождать Тачетту, когда Уайтер с Джо свалили.
В спину упиралось ледяное дуло; глухие удары асфальта, отдававшиеся в ногах на каждом шаге, сменились мягкими и едва ощутимыми по жирной, развезенной осенними дождями земле. Их провезли чуть дальше места, где Теодор «избавлялся от тела», и спуск здесь был более пологим, подводя не к воде, а к длинной ничейной полосе. Замусоренная, с редким кустарником, ощетинившимся голыми ветками, она являла собой еще одно последнее пристанище всех тех, кто так или иначе перешел дорогу мафиозной семье. Холод почти перестал ощущаться, сделавшись неважным. В голове вспыхивали и тут же гасли варианты действий — глупые и не дающие ничего. Это не двое у Анджело, страха случайно пристрелить у них нет и быть не может.
Должен, должен подвернуться какой-то шанс…
Дэн шагал совсем рядом, с руками, стянутыми за спиной точно так же, как у него, и безучастно смотрел перед собой.
— Вот здесь, думаю, и хватит. А то дальше совсем темень непроглядная.
Теда грубо дернули за локоть, заставляя остановиться. Сдавившая запястья тугая петля лопнула под скользнувшим лезвием и разомкнулась, но руки онемели настолько, что лишь долгую секунду спустя он ощутил не только болезненное покалывание вернувшейся крови, но и то, как саднит кожа, по которой сбегает обжигающе горячая влага. Разрезая хомут, Де Мео особо не церемонился.
Сердце застыло на долю секунды и тут же пустилось вскачь, но даже прикинуть, какая возможность подвернулась, Теодор не успел. В спину снова вжался холодный ствол, надавил, толкая.
— Попробуешь что-то выкинуть, второго сразу пристрелят, — негромко предупредил Луиджи. В землю у ног воткнулась лопата. — Давай. Для двоих стараешься.
Тед медленно покрутил кистями рук и так же медленно повернулся, глядя на шагнувшего назад Де Мео и Тачетту, стоявшего рядом с ним. Дэна так и не освободили, только тоже толкнули чуть вперед. Всего на шаг, но что такое шаг для лупары? Здесь свет придорожных фонарей делался совсем бледным, превращая все вокруг — и землю, и цепляющиеся за нее кусты, и людей — в призраков самих себя. В осколок какой-то другой, вывернутой реальности, втянувшей их всех не иначе как по ошибке и не собирающейся отпускать.
— И почему говорить я не стану, а копать должен? — вредно поинтересовался он. — Как ты там сказал? Пуля все равно будет?
— Слышал, значит. — Тачетта просвистел веселый мотивчик. — Сам не соображаешь? Да просто заставить говорить именно правду может и не выйти, а вот что-то сделать — вполне.
Руки сами сжались в кулаки. Потому что Луиджи был совершенно прав и прекрасно это осознавал. Теодор мог сколько угодно понимать, что их с Дэном собираются пристрелить и от решения не отступятся, так что угроза не должна иметь никакого веса, но простой и прозрачный маневр — перекладывание вины — работал безошибочно, давая старому козлу-традиционалисту карт-бланш. Тот мог позволить себе не торопиться, чтобы предатели, как и положено, полностью пропитались чувством неотвратимости кары, а помощники — лишний раз убедились, что кидать семью будет дурной затеей. А если приговоренные все-таки рыпнутся — что ж, тогда обычаем можно и поступиться.
Взгляд Дэна, повернувшего к Теодору голову, не получалось различить, но исходившее от него напряжение ощущалось закоченевшим телом вплоть до последней клетки. Словно немая просьба. И даже не зная рыжего совсем, не составило бы труда догадаться, о чем. Только об одном он мог сейчас беззвучно просить: «Тяни время». И Тед был с ним совершенно согласен.
Тянуть, тянуть, сколько получится, а там, быть может…
Испачканная кровью ладонь соскальзывала с черенка, земля выпустила воткнутое с неохотным вздохом, и Тед снова неторопливо повернулся, всем своим видом демонстрируя, что не делает и не станет делать резких движений. Просто готовится выполнять сказанное. Но как же хотелось! Отвлечь бы всех на себя. Тому, рядом с рыжим, влепить в морду ком грязи — пока еще проморгается, лопату метнуть лезвием вперед и ходу, ходу обоим… Но при всем жгущем нервы желании именно так и поступить он прекрасно понимал: не сработает наглый наскок против вооруженной четверки. Максимум, что он успеет, — на краткое время вывести из строя двоих, и на этом все. А в худшем случае — не успеет ничего вообще.
Нельзя. Сейчас рваться очертя голову было нельзя.
— Многогранная же ты личность, — пробурчал он, вонзая лезвие в землю. — И сволочь, и гад, и паразит одновременно.
— Да и ты не промах, — раздалось в ответ со смешком, а следом уже жестко: — Лучше себе это и адресуй. Я своих не предавал.
— Не спросишь, почему? — включился и Дэн.
Тачетта пожал плечами. Налетевший ветер дергал полы плаща, под которым — Тед успел разглядеть у машины — был толстой вязки свитер.
— Испугались, попались на чем-то или стало стыдно за бабу — без разницы. Ты давай не замирай, — Луиджи качнул головой переставшему копать Теодору. — Работай, не отвлекайся. И халтурить не надо. Уж ты точно знаешь, с какого конца держать лопату.