Закон оружия
Шрифт:
Субэдэ зло усмехнулся:
– Для помощи в осаде мне сейчас особенно необходим подсчет звезд на небе.
– Это воля хана… – растерянно проговорил кебтеул.
– Ладно, – бросил Субэдэ. – Если это воля джехангира, то пусть звездочет считает свои звезды. Главное, чтобы не лез под руку.
Фигура в шаманском одеянии возникла из темноты, словно сотканная из предутреннего тумана. Короткополый халат из шкуры белого тарпана облегал сморщенную, обожженную солнцем и высушенную степными ветрами фигуру, словно молодая кора березы, обернутая вокруг корявого карагача. С халата свисало множество плетеных разноцветных жгутов, к концам которых были привязаны сотни различных подвесок – медных бубенцов, лоскутов
130
Сабдыки (тюркск.) – духи гор, лесов, степей, пустынь, жилищ.
131
Лусуты (тюркск.) – духи воды.
– Я умею не только считать звезды, непобедимый Субэдэ-богатур, – скрипучим голосом проговорил Арьяа Араш. – Прикасаясь к сердцевине Мирового дерева Тургэ, я могу видеть судьбу народов на много веков вперед.
– Мне сейчас не надо знать судьбу на века вперед, шаман, – раздраженно бросил Субэдэ. – Но я был бы рад узнать, откуда у диких урусов появился огонь колдунов проклятого племени чжурчженей, тайну которого они унесли с собой в могилу.
Шаман пожал плечами.
– Ты уничтожил народ чжурчженей. Но иногда проще уничтожить народ, чем то, чего он достиг своим разумом.
Субэдэ поморщился.
– Благодарю тебя, звездочет джехангира, за мудрые мысли. А теперь проваливай куда-нибудь подальше, чтобы я тебя не видел до конца осады. И после нее, желательно, тоже.
Шаман поклонился. Звякнули бубенцы на его одежде, зловеще, словно рассерженные змеи, зашуршали веревочные жгуты.
– Воля твоя, Непобедимый. Но если я все-таки тебе понадоблюсь, ты сможешь найти меня в моей юрте.
Шаман повернулся – и словно растворился в сизом ночном тумане.
Кебтеул с тревогой смотрел то в темноту, то на неподвижную спину Субэдэ и ждал неминуемого. Вот-вот прилетит из непроглядной темени страшное проклятие и скорчится, и отпадет, словно хвост ящерицы, рука Непобедимого, высохнет и переломится нога, и превратится он в уродливого степного демона-чуткура, питающегося людскими душами…
Но нет. Субэдэ продолжал сидеть неподвижно. Кебтеул затаил дыхание и прислушался. Ни дыхания, ни шороха. Лишь слева под холмом потрескивал невидимый костер ночной стражи да у стен крепости подвывал обнаглевший волк, радуясь нежданому изобилию. А может, шаман обратил Непобедимого в каменного онгона, вместилище умершей души? Ведь говорят, что душу Субэдэ забрали чжурчженьские колдуны, дав взамен вечную молодость и великую силу…
Приказ прозвучал, словно удар плети:
– Минган-богатуров [132] ко мне!
132
Минган-богатур (тюркск.) – «богатырь над тысячей», тысячник тумена.
Кебтеул вздрогнул. Голос пришел из ниоткуда, словно и вправду его отдал не человек, а каменный онгон, способный говорить лишь через подвластных ему дыбджитов [133] . Пересилив мистический ужас, кебтеул
Субэдэ ждал недолго. Кебтеул оказался резвым малым. Почти одновременно с разных сторон холма раздался стук копыт. Через несколько мгновений перед ним склонились в поклоне десять богатуров – сердце и скелет его тумена.
133
Дыбджиты (тюркск.) – духи природных стихий.
– Мы ждем твоих приказов, Непобедимый!
Десять голосов слились в один. Но так же единодушны ли сейчас начальники сотен, говорящие одновременно одинаковыми словами? Словам можно и научиться…
Субэдэ внимательно ощупал взглядом каждого. Потом прикрыл единственный глаз и, мысленно вырастив десять невидимых рук из собственной груди, коснулся впадин между ключиц богатуров и, раздвинув кожу и плоть, дотронулся до комочков пульсирующей серой массы.
Словно почувствовав незримое прикосновение, воины одновременно замерли. Но Субэдэ не собирался причинять им вреда. Он лишь удовлетворенно улыбнулся про себя – в душах его сотников не было изъяна, все они были готовы умереть, прославляя имя… джехангира Бату? Великого Кагана Угэдея?
Нет.
Ни того и ни другого.
Но было ли это приятно, как приятна всякая заслуженная награда?
Тоже нет.
Тщеславие – удел слабых. А вот готовность войска от минган-богатура до самого последнего нукера отдать жизнь за того, кто ведет его в бой, есть важнейшее и непременное условие победоносной войны.
Но на лице Субэдэ не отразилось ничего. Зачем знать людям, что творится в душе того, кто прямо сейчас хочет потребовать у них невозможного? Слава Небу, не каждому дан великий дар видеть насквозь чужие души…
– Призовите кузнецов Орды, – медленно проговорил Субэдэ. – Также найдите всех, кто хоть немного знаком с кузнечным делом. Пусть переплавят все железо, а также серебро и золото, какое вы найдете в моих обозах, в бляхи, которые каждый воин тумена набьет на копыта своего коня. Так мы защитим ноги наших лошадей от дьявольских урусских шипов. И еще. Я хочу, чтобы этой ночью весь хашар и все рабы не ложились спать и не получали еды до тех пор, пока не закончат следующее…
Ли ошибся.
На следующее утро штурма не было.
Было другое.
На рассвете город разбудили крики сторожевых. Воины высыпали на стены – и им открылось ужасное зрелище.
На поле среди неубранных трупов стоял возведенный за ночь крепкий тын в три бревна толщиной. Высотой укрепление было в рост человека и около двадцати саженей шириною. А на заостренных кольях тына торчали человеческие головы.
Преимущественно светлые волосы мертвых голов трепал ветер. Над тыном кружилась стая ворон, возмущенно каркая и ожидая, когда же за укрытием закончится наконец людская возня и можно будет вдосталь полакомиться свежими глазами.
– Наши… – полным ужаса голосом прошептал Никита.
– Хашар, – уточнил стоящий рядом Ли.
На стену взбегали новые и новые люди, толпились, толкались. Гул голосов становился все гуще, постепенно перерастая в разъяренный рев. В сторону тына полетели стрелы – и, не долетев, попадали на землю. Лишь немногие воткнулись в бревна, дрожа от передавшейся им бессильной людской ярости.
– Да я!..
Никита тоже зло рванул было на себя ложе самострела с заготовленным загодя болтом, снабженным зарядом громового порошка, но его руку на полпути к скобе остановила маленькая, но на удивление жесткая и сильная ладонь.