Закон оружия
Шрифт:
– Гордая девочка, денег не берет, – заметила Мария, выходя из такси.
– Иные из «порядочных» проститутке в подметки не годятся.
– Зайдешь ко мне? Не бойся. Этого от тебя не требуется… Надо поговорить.
Когда мне предлагают поговорить, я никогда не спрашиваю, о чем. Человека нельзя подталкивать или поторапливать. Раз он решил открыться в чем-то, лучшее – это набраться терпения и постараться понять, посочувствовать, вникнуть. Ведь так часто человеку нужно всего лишь, чтоб его выслушали. Мне вдруг стало неудобно за мои кобелиные похождения. Ведь когда такие девчонки, как Мария, решаются провести с тобой ночь, это не просто так, не игра, это очень важное, особенное, ко многому
– Ты извини, что так получилось, – глухо сказал я.
– Да ничего… Я сама виновата. Не следовало приезжать без предупреждения. Мы ведь свободные люди…
Она открыла дверь номера, похожего на мой, прошла первой, я вслед за ней.
И что-то тяжелое, разрывающее обрушилось на мою голову…
Очнулся я, почувствовав, что на лицо мое, на воспаленные глаза льется вода, заливается в ноздри. Темный силуэт возвышался надо мной, именно он держал бутылку. Я лежал на ковре со связанными за спиной руками. Чувствовалось, что это хорошо вымоченный ремешок.
Слишком суровая расплата за «измену». Мария сидела в кресле и, увидев, что я очнулся, встала и вышла на балкон.
– Очухался? – услышал я знакомый голос с кавказским акцентом.
Шамиль сбрил бороду, постригся, короткие усики и летний костюм щеголевато дополняли друг друга. Он значительно помолодел и походил сейчас на былого сержанта Шому, а не на мусульманского террориста.
– Где документы?
– Какие документы? – прохрипел я, пытаясь подняться.
– Не придуривайся, командир! Такими вещами не шутят! Я тебя не застрелил в Первотравном, пожалел. Ну а сейчас базара не будет. Или ты скажешь, где документы этой девчонки, или будет что-то страшное… Подумай, зачем тебе умирать? Ведь мы всегда неплохо ладили, все же вместе воевали в Афгане…
«Как же они догадались?» – с болью подумал я и тут же понял. Нет ничего проще… Последний, кто общался с Ксенией Черныш, был я, на ее похороны приезжал… Мария меня первая и вычислила… Ну и гадина же! Нет ничего хуже доброты к униженному противнику. Все – игра, а теперь она отсиживается на балконе, нервишки бережет, не хочет, чтобы я прошелся по ее адресу черным матом.
– Что – смелый джигит, молчать будешь? – продолжил Шома.
Я не ответил и с тоской уже настраивался на негероическую смерть. В любом случае не отвертеться. Беспредельщики всесильны, их система непобедима, денежный бог – жизнь и смерть на одних весах. Скажу я правду или нет – меня уничтожат. Но если они прознают, что документы у Сидоренко – ему тоже не жить. Вот какую веревочку протянула мне с того света Ксения Черныш. Эх, слишком глубоко вошел в мои запястья ремешок, не разорвать. Ведь сам учил Шому Раззаева, как связывать пленных, чтобы они и не пытались освободиться…
Я сидел, прислонившись к тумбочке, он, больше ничего не спрашивая, подошел, ударил ногой в живот. От неожиданности я задохнулся, боль скрутила меня, обидно было: неужто мерзавец думает, что из меня что-то можно выбить? Тут же почувствовал резкий укол в мышцу руки, попытался отдернуться, но тщетно. Негодяй засадил мне под кожу иглу и с силой выдавил содержимое шприца. Закончив, выдернул, с удовлетворением рассмеялся.
– Цивилизованно убиваешь? – выкрикнул я в бешенстве.
Подошла Мария, глядя поверх моей головы, протерла руку ваткой, смоченной одеколоном. Вот это уже было верхом садизма.
Она хотела опять уйти на балкон, но Шамиль приказал ей остаться.
– Не бойся, он не будет тебе грубить. Сейчас он станет лапочкой… Ты ведь любишь нежных мужчин? Киса…
Мария промолчала. За все это время она не произнесла ни слова… Видно, ей тоже нелегко. Хорошая девчонка… Шамиль тоже… Ничего страшного нет. Мы просто встретились… Я мог бы и сам прийти… Но не пришел… Почему не пришел? На какой-то миг показалось, что мысли мои начинают путаться, но тут же я осознал, что это не так… Просто немножко устал и слегка мешают руки за спиной. Но ничего. Это не страшно… Ни о чем не хотелось думать… От усталости. Теперь Мария внимательно и даже с любопытством смотрит на меня, Шома чиркает зажигалкой, он хочет закурить, но почему-то не достает сигареты. Желтое пламя вспыхивает и тут же гаснет. Я смотрю на него и чувствую отупляющую усталость. Мои губы разъезжаются в улыбке, а Шамиль усмехается. Маша молчит и смотрит на меня. Я никак не могу сосредоточиться, ее взгляд расплывается. В голове неприятные шумы, тяжесть… Шамиль поднимает меня и усаживает в кресло. Я как будто наблюдаю за собой со стороны. Комната неестественно удлинена, свет ламп блеклый, будто черно-белый…
Шамиль смотрит мне в глаза.
– Володя, сосредоточься и скажи, где документы? Документы, о которых тебе сказала Ксения Черныш…
Он хватает меня за волосы, боли я не чувствую. Почему он спрашивает меня про документы?
– Куда ты дел документы? Вспомни, в какой папке они были, вспомнил?
Я молчу, хотя мне хочется все вспомнить… Но я ничего не забывал, лицо Сидоренко наплывает передо мной, исчезает, мне безразлично, где документы, зачем они кому-то нужны… Все равно…
– Ты ходил в редакцию «Дорожной газеты»? – пристально глядя в меня, спрашивает Раззаев.
Я знаю, что это допрос, ему нужны ответы. Я киваю головой, ведь так и было…
– Ты взял там документы, так?
Я молчу, чувствуя, как меня трясут, это Шома ухватил меня за грудки. Мне хочется избавиться от вопросов, они жалят и мучают меня, мне ничего не надо. Подпирает, мой язык буквально сам начинает ворочаться, но глубокая тревога, она очень далеко, будто мигает, подсказывает, чтобы я молчал. Я не понимаю уже, почему я должен молчать, меня достали вопросами, и чем сильнее мне хочется рассказать, тем явственней кто-то внутри меня предостерегает, чтобы я остановился и молчал. Кто-то подсказывал, мне трудно было ослушаться, настойчивый голос толкался вяжущим запретом.
– Где документы? Говори, падла, иначе я тебе все выпуклости отрежу!
Он начинает наотмашь хлестать по щекам, приговаривая, что убьет. Мне кажется, что все происходит во сне, не со мной, что стоит признаться – и сон прекратится, я окажусь где-то в другом месте, например, на белом матрасе массажистки, или еще дальше, в снежной России… Ведь не было Таиланда, все – наваждение, мне тяжко, моя воля подорвана, я немощный калека, мне подменили голову. Что случилось, может, я скоро умру, ведь яд, ушедший под кожу, должен действовать… Шамиль кричит и шипит, как удав, он бьет меня, и от этого я трезвею, голова начинает соображать, я вспоминаю и вижу все отчетливо, хоть раз за разом удары становятся все сильнее, я понимаю, что чуть не выдал Сидоренко, меня охватывает страх и одновременно успокоение… Сильный удар любого отправит в небытие…
Жирные волны покрыли мое тело и лицо, теплые, как суп. Но именно вода вернула меня в реальность, я плыл, еле шевеля больными руками, я делал это больше автоматически, чем осознанно. В глотку мне попала вода, я долго кашлял, пока не восстановил дыхание… Страх заполз в мою душу: как долго я колыхался в этих водах без сознания? Видно, небесные силы спасли меня за то, что я выдержал все муки и испытания.
Я лихорадочно поплыл к берегу, который, словно в насмешку, изливался огромными праздничными огнями; небоскребы-исполины глумливо и надменно заглядывали в воду, наблюдая, как там барахтается человеческая букашка, мечтающая выжить…