Закон против тебя
Шрифт:
Двор дома номер семь по местному обычаю был крытым, что превращало его в некое подобие прихожей, откуда можно было попасть как в дом, так и в любую из хозяйственных построек. Выступающий край шиферной кровли образовывал над воротами нечто вроде навеса, и поделышки с облегчением нырнули под этот навес, прижавшись спинами к сырым доскам ворот. Прыщ открыл рот, чтобы что-то спросить, но Кеша поспешно прижал к губам указательный палец, призывая его к тишине. Прыщ заметил в опущенной правой руке подельника самопал и, спохватившись, вынул из-за пояса револьвер. Кеша одобрительно
Звонка они не услышали, но через несколько секунд за воротами заскрипели доски настила, раздались чьи-то шаги, и мужской голос спросил:
– Ты, что ли, Фома? Где тебя черти носят?
– Мм-угу, – невнятно отозвался Кеша.
– Чего мычишь? – лязгая щеколдой, спросил хозяин. – Опять жрешь?
Тяжелая калитка начала открываться вовнутрь, и Кеша, не теряя времени, сильно ударил по ней ногой. Раздался короткий крик удивления, и что-то с шумом упало. Калитка распахнулась настежь.
Подельники ворвались в крытый дворик, едва не споткнувшись о растянувшегося на полу хозяина. Это был мужчина лет тридцати пяти, невысокий и кряжистый, одетый в мятые серые брюки, заправленные в шерстяные носки, клетчатую байковую рубашку и цигейковую безрукавку.
Волосы у него были густые и темные, а на ногах, в лучших деревенских традициях, красовались опорки резиновых сапог. Лица мужчины было не разглядеть – он зажимал его ладонями. Видимо, калитка, которую пнул Кеша, ударила его по носу. «Да хрен с ним, – подумал Прыщ, как всегда при виде беззащитной жертвы приходя в состояние нервного возбуждения. – Водка там или не водка… В крайнем случае, выставим хату! Должны же у него быть какие-то бабки!»
Он сгреб хозяина за грудки, рывком поставил на ноги и оттолкнул подальше от входа. Хозяин ударился спиной о бревенчатую стену дома, с грохотом свалив на пол висевшую на гвозде оцинкованную банную шайку. Чтобы снова не упасть, ему пришлось оторвать ладони от лица и упереться ими в стену. Рожа у него была широкая, бледная и перемазанная сочившейся из расквашенного носа кровью.
Округлившиеся от испуга глаза бессмысленно поблескивали, как два стеклянных шарика.
– Что ты зыришь, козел?! – набросился на него Прыщ, тыча ему в подбородок стволом револьвера.
В тусклом свете свисавшей с потолочной балки одинокой сорокаваттной лампочки револьвер грозно поблескивал и казался вполне настоящим. – Что ты пасешь, рыло?! Бабки, бабки у тебя где?! Говори, сучара, пока я тебе мозги не вышиб!
– К-ка-какие бабки? – сильно заикаясь, спросил хозяин. – Вы что, ребята? Я же безработный, откуда у меня?..
– От трахнутого верблюда! – прорычал Прыщ. – Кому ты, сука, мозги пудришь? Бабки, бабки давай!
– Слышь, мужик, – вмешался в разговор Кеша. Голос у него был ленивый, негромкий, даже как будто усталый, словно вся эта безобразная сцена успела ему безумно надоесть. – Кончай целку из себя строить. Мы про тебя все знаем, так что про безработицу свою ты ментам расскажешь, когда они тебя за ж.., возьмут. Где ты свою водяру бодяжишь – в подвале, в сарае? Деваться тебе
– Но можем и заняться, – с угрозой вставил Прыщ.
Хозяин с хлюпаньем втянул в себя кровавые сопли и утерся рукавом байковой рубахи. Продолжая шмыгать разбитым носом и кряхтеть, он медленно встал, цепляясь за гладкий кругляк бревенчатой стены, и тряхнул головой, окончательно приходя в себя.
– Подумай, мужик, – доверительно сказал ему Кеша. – Рано или поздно к тебе все равно пришли бы – не мы, так другие. И придут, обязательно придут. Время сейчас такое, всем бабки нужны. А тут – мы. Ты нам бабки, а мы тебе защиту. Ты же солидный бизнесмен! Как же без охраны-то?
Прыщ задумчиво почесал затылок стволом револьвера. Во дает, подумал он о Кеше. Все-таки за три года я многое пропустил. В самом деле, отобрать у этого хмыря все до копейки – это, в сущности, чепуха.
Пропьем за неделю, вот и все… А тут – твердый доход. Молодец Смоктуновский!
– Надо подумать, – хлюпая носом, сказал хозяин и уселся на стоявшую у стены лавку. – Сколько вы хотите?
– Пятьдесят процентов, – не задумываясь бухнул Прыщ с самым деловым видом.
Хозяин покачал головой.
– Тогда стреляйте, – сказал он. – Вы сами подумайте, ребята: если я отдам вам пятьдесят процентов выручки, то не смогу закупить необходимое количество сырья. Значит, в следующем месяце выручка будет меньше, в следующем – еще меньше, и так далее, пока вы не выпьете из меня всю кровь. Это же производство! Его расширять надо, а не гробить… Десять процентов, ребята, и ни копейкой больше.
– Ну, ты, козлина, – взъярился Прыщ, но Кеша придержал его за рукав «варенки» и выступил вперед.
– Пятнадцать, – сказал он.
– Двенадцать, – без раздумий парировал хозяин, и тут калитка, которую никто, оказывается, не удосужился снова запереть, вдруг распахнулась настежь.
На пороге возник работяга из троллейбуса. В одной руке у него был пакет с какой-то едой, а в другой он держал бутылку водки.
– Привет, Петруха, – подслеповато щурясь в полутемном помещении, пробасил работяга. – Задержался я малость. В винно-водочном такое творится, не поверишь…
Он замолчал на полуслове, разглядев наконец, что хозяин не один.
– Ого, – сказал работяга, – да у вас тут, оказывается, весело. И ребята знакомые…
Кеша, стоявший ближе к калитке, выбросил вперед руку с самопалом. Раздался трескучий звук. Прыщ застонал с досады, уверенный, что дурак Кеша с перепугу застрелил работягу из своего дурацкого самопала, но работяга, как ни странно, даже не покачнулся, зато Кеша, широко раскинув руки, вдруг оторвался от пола, пролетел несколько метров по воздуху, с глухим грохотом врезался спиной в дверь нужника и скрылся за ней. Дверь захлопнулась, в нужнике раздался гнилой треск, придушенный вопль, и Прыщ понял, что остался с каменным работягой один на один.