Закон трех отрицаний
Шрифт:
– А что-то могло быть не в порядке?
– Послушайте, не цепляйтесь к словам! Это обычный разговор, когда один человек спрашивает, как дела, а другой отвечает, что все нормально, все в порядке. Обычный разговор, понимаете?
– Понимаю, понимаю. Лариса Сергеевна не сказала вам, когда собирается вернуться домой?
– Нет, не сказала. Когда она усиленно работает, такой вопрос не имеет смысла. Она не чувствует времени. Поэтому я не забеспокоился, когда она не пришла домой ночевать. Я был уверен, что она спит в мастерской.
– Вы в тот день больше ей не звонили?
Вопрос Риттеру не
– Нет, не звонил. Лариса не любит… не любила, когда ее отрывают от работы.
– Хорошо. Когда вы начали беспокоиться?
– Вчера. В среду вечером, – зачем-то уточнил Риттер, сосредоточенно разглядывая безупречно ухоженные руки, с широкими ладонями и корявыми короткими пальцами.
– Почему? Вы же были уверены, что ваша жена работает. Или нет?
– Она продолжала не отвечать на звонки и сама ни разу не позвонила ни мне, ни моей матери. Это на нее не похоже. Тогда я решил поехать в мастерскую и посмотреть, все ли в порядке. Может быть, телефон не работает.
– Валерий Станиславович, я прошу вас отнестись к моим вопросам более серьезно. Я ведь не развлекаюсь тут с вами, мне нужно преступление раскрывать.
– Я не понимаю вас, Юрий Викторович…
– Вы очень хорошо все понимаете. Лариса Сергеевна часто не приходила домой ночевать?
– Ну… случалось.
– С какой периодичностью? Раз в неделю, два раза или, может быть, раз в месяц?
– По-разному.
– Бывало так, что она не приходила ночевать по нескольку дней подряд?
– Да, такое бывало.
– И вы никогда не беспокоились?
– Она всегда звонила и предупреждала.
– Вы точно знаете, что в этих случаях она ночевала именно в мастерской, а не где-то в другом месте?
– Я точно знаю.
– Откуда? Валерий Станиславович, не заставляйте меня вытягивать из вас каждое слово клещами. Пожалуйста, я прошу вас, расскажите мне о вашей жене сами. Все, что знаете. Откуда вы знаете, что Лариса Сергеевна ночевала именно в мастерской, если не дома?
– Я ей звонил. И приезжал несколько раз.
– То есть вы ее проверяли?
– Можете назвать это так, если угодно.
– Почему? Вы ей не доверяли? У вас были основания для ревности? Валерий Станиславович, я понимаю ваше состояние, у вас горе, вы хотите поскорее вернуться домой и никого из нас не видеть. Но если вы не будете сами рассказывать, мне придется задавать свои вопросы до бесконечности. Все равно я вас не отпущу, пока не узнаю все, что мне нужно.
– У меня не было оснований для ревности. Но если бы вы знали Ларису, вы бы меня поняли. Она была совершенным ребенком, не приспособленным к жизни, глупеньким, доверчивым и легкомысленным. В известном смысле я относился к ней не как муж, а как отец. Родители не проверяют своих детей, они только стремятся убедиться, что с ними все в порядке. Я понятно объяснил?
– Вполне, спасибо.
Черт возьми, этот бизнесмен в смокинге собирается когда-нибудь признаться, что его жена была наркоманкой, или так и будет строить из нее святую? Спасибо Сережке Зарубину, он не забыл случайно оброненной фразы Любы Кабалкиной и успел предупредить Короткова,
А он не говорит. Не потому ли, что убил действительно он и именно из-за этих самых наркотиков? Сколько таких случаев прошло через руки оперативников, когда потерявшие надежду и терпение жены убивали своих мужей-наркоманов, потому что никаких сил, ни физических, ни душевных, уже не оставалось…
Ну и кто же из них устанет и сломается первым? Коротков, которому надоест притворяться, будто он ничего не знает, или Риттер, который поймет, что скрывать больше нельзя?
– Кого из друзей жены вы можете назвать?
– Никого.
– Так не бывает, – возразил Коротков.
– Бывает. У Лары было много подружек, она с ними без конца разговаривала по телефону, встречалась, они приходили к ней в мастерскую. Но я с ними не знаком. Это люди не моего круга.
– Даже так?
И Коротков тут же мысленно выругал себя за ехидство, которое не сумел скрыть. Нельзя так, перед тобой муж потерпевшей, человек, несколько часов назад потерявший жену. В чем бы ты его ни подозревал, он для тебя пока только муж потерпевшей.
– Да, так. Лариса моложе меня на восемь календарных лет, на самом же деле у нас была куда большая разница в возрасте. Я вам уже объяснял. По менталитету и зрелости чувств ей было не больше восемнадцати-двадцати лет. И круг ее общения состоял из таких же легкомысленных и богемных девиц и юнцов. Мне с ними не о чем разговаривать.
– Лариса Сергеевна не жаловалась вам ни на кого? Может быть, ей угрожали, вымогали деньги? Богемная молодежь, как вы ее назвали, обычно бывает безденежной, а тут у них оказалась подруга – жена богатого предпринимателя. Есть соблазн.
Риттер на секунду задумался, и это была уже не та пауза, которую берут, чтобы собраться с мыслями и ответить на неожиданный и неприятный вопрос. Он действительно обдумывал услышанное.
– Да, соблазн есть, – медленно произнес он. – Я как-то об этом не подумал. Лара никогда не давала повода так думать. Но может быть… Может быть.
– У Ларисы Сергеевны были деньги?
– Собственных не было, но я всегда давал ей достаточно.
– Достаточно – это сколько?
Спокойно, Коротков, спокойно, держи себя в руках, постарайся не фыркать и не злиться, когда тебе сейчас назовут сумму. Для тебя, с твоей зарплатой, вполне достаточно, когда в бумажнике лежит рублей двести, этого хватит на дешевые сигареты, невкусный обед в забегаловке и на бензин, если не выезжать за город. У господина Риттера другие мерки.