Закон вне закона
Шрифт:
– Разберемся, - пообещал я.
– По-быстрому. По-новому. Кого кастрируем. Кого повесим. Прямо на площади, принародно. У меня такой Закон сейчас.
– Правильный Закон, - Горшеня протянул навстречу моей свою рюмку. Одобрит народ. Озлобился он, устал. Бояться устал. И не столько за себя боишься, как за своих. Бей их, полковник, без разбору и жалости. Они первые начали. А мы вам подмогнем,- улыбнулся хитро, подмигнул.
– Подкормим твоих ребят. Чтоб крепче бились.
Это верно, каждый своим делом должен заниматься. Кто - мирно трудиться,
Ждать не очень долго пришлось. Я даже разозлился - не дали псы алчные хорошо посидеть. С хорошими людьми за хорошим столом.
– Едут, - сказал один племяш, который все время у окна дежурил. Заворачивают.
– Сколько их?
– спросил я, не вставая, догрызая смачный соленый огурчик.
– Четверо. Выходят.
– Вот, блин, как же мы их повезем?
– посетовал водитель, подтягивая к себе автомат.
– Я вам телегу дам, у меня лошадь есть, - пообещал Горшеня.
– Ну разве что, - согласился я.
– Иди, Никитич, встречай. Повинись жалобно, скажи, обдумал свое неправильное поведение. Осознал. Деньги отдашь, но проси, чтобы и тебе малость оставили. И приглашай в дом. Мол, за столом и решим, по-людски.
Никитич поднялся, пошел к дверям.
– А вы, - сказал я племяшам, вцепившимся в ружья, - до команды не встревайте. В бой не рвитесь. Мы будем их класть, а ваше дело - в наручники брать. Все ясно?
Вроде все.
Я выглянул в окно.
Никитич стоял в центре компании, что-то азартно, жестикулируя, объяснял. Не забыл бы текстовку.
Не знаю - забыл, не забыл, а чуть всю разработку не спутал. Видно, один из парней что-то не то сказал - вдруг размахнулся Горшеня от души и вмазал ему кулачищем прямо в нос. Тот опрокинулся на спину, задрав ноги, а Никитич зайцем помчался к дому.
Но получилось нормально.
Псы алчные не одновременно врубились и бросились вдогон, вытянувшись в цепочку. Так и вбегали в дом, друг за другом. Так по очереди и ложились на пол. Вернее - падали.
Первого свалил участковый, второго - водитель, третьего- племяш прикладом и сразу выскочил во двор за четвертым. Тот, видно, не сразу его послушался, и племяш стал его поднимать, ногами. Ну, теперь он вообще долго не встанет.
Полюбовавшись в окошко на это доброе дело, я распорядился вытащить троих во двор, до комплекта с четвертым. Там мы их сцепили попарно наручниками (племяши не сдержались - отходили попутно по ребрам, впрочем, куда придется) и пошли допивать водку. За победу. Пусть локальную, но убедительную.
Я вынул из вражеской машины - хорошая такая новенькая япономарка, не разбираюсь в них - ключи и документы. Ключи отдал Никитичу.
– Тебе. В качестве частичной компенсации за материальный ущерб. А за моральный - еще впереди. Завтра приезжай в Горотдел, спросишь Галкина - это наша ГАИ. Он оформит машину на тебя, выдаст новые документы и номера.
– Зашевелились козлы, - подал голос тот племяш, что любил в окошко глядеть.
– Запрягай, Никитич, - сказал участковый.
–
Мы вышли во двор. Парни уже сидели на земле и каждый свободной рукой держался за больное место на голове.
– Ну ты мудак, Горшеня!
– завыл, видимо, старший по команде, увидев фермера.
– Ты что наделал? Ты уже вчера труп. Но мы сперва баб твоих опять пере... и дом твой спалим. А тебя на угольках живьем поджарим...
– Когда?
– спросил я заинтересованно.
– Как только - так сразу!
– выпалил в праведном гневе.
– Не успеешь, - подосадовал я.
– Завтра вас расстреляют. Или повесят.
– За что?
– За мат в строю.
Мы отправили телегу с участковым и задержанными на полянку, а с водителем поехали за Качком. Он, как объяснил мне Зайцев, жил неподалеку, в небольшом поселке, бывшем военном городке.
Жил, однако, неплохо. Отстроился, озаборился капитально- все красиво, добротно и надежно. На политые потом и слезами крестьянские денежки.
Остановились у резных, под крышей с двумя петушками, ворот. Посигналили.
Сперва из окна, а потом из филенчатой калитки выглянула молодая женщина в шортиках и маечке.
– Хозяин дома?
– спросил я, не выходя из машины.
– Дома. Позвать или зайдете?
– Да чего заходить, мы на минутку, проездом.
– Как знаете.
– Она повернулась и, равнодушно шлепая задниками домашних туфель, пошла в дом.
– А у нас наручников больше нет, - вспомнил водитель.
– Да хрен с ним, куда он денется.
– И то верно, - он выкинул в окно окурок.
– Идет. Из-за стола вытащили, - с удовлетворением.
Качок - по кличке и внешности - вышел из калитки, не торопясь, дожевывая, подошел к нам. Без всякого удивления и беспокойства при виде милицейской машины.
– Здравствуйте, - сказал я с приветливой озабоченностью.- Не знаю, как вас величать...
– Казанцев, - он проглотил дожеванное. Протянул мне руку.
И я что же? Пожал ее в ответ.
– Рязанцев.
– Открыл, перегнувшись, заднюю дверцу.
– Сядьте на минутку, два слова - на улице неудобно.
Он понятливо кивнул, забрался в машину.
– Вы про полковника Сергеева слышали?
– Слышал, - сморщился, будто проглотил не лакомый кусок, а дохлую муху.
– Он ваших ребят сегодня взял. Надо выручать.
– Ты от Семеныча, что ли? Сам-то он где?
– На даче, блин. Поедем, что ли?
– Надо ехать. Переоденусь только.
– Оружие есть? Возьми на всякий случай.
– Это я прямо сейчас придумал, чтобы потом не искать.
Он кивнул и потрусил к дому.
– Машка!
– услышали мы, - одеваться!
– Уважают вас бандюки, - усмехнулся водитель, - слушаются.
– А то!
Вернулся Качок Казанцев, сел в машину.
– Едем прямо в Горотдел, - сообщил я планы.
– Из моего кабинета звякнем Семенычу на дачу.