Закон вне закона

Гусев Валерий Борисович

Весьма характерной (око за око) и, на мой взгляд, символичной стала первая акция кооператива.

Клиент (детсадовский малыш, кто-то его надоумил) пришел, по его собственным словам, "наябедничать" на воспи тательницу своей группы Марь Иванну за то, что она "дерет за ухи, кричит и шлепает по затылку".

Секретарь-один подробно побеседовал с малышом:

– А ваша Марь Иванна всех дерет за уши или только тебя?

– Всех. Она нас и в столовую, и на занятия за ухи водит.

– За уши, - поправил секретарь.

– Ну - за уши, - согласился

клиент.

– Всех сразу?
– удивился секретарь.

– Нет. Который первым идет, того и за ухо. А остальные - "на цыпочках и без разговоров" за ним. Вовочке Баулину больше всех достается, он самый большой и всегда впереди стоит. А мне - меньше всех, я почти что самый мелкий. А Ляльку Ерохину она совсем не обижает, у Ляльки папа главный милиционер, он ей покажет.

– А у тебя кто?

– А у меня в командировке.

– Понятно. Ну иди в свою группу, я сейчас тоже к вам приду.

Через полчаса на территории детского сада появился приветливый молодой человек. Он весело поиграл с ребятишками, о чем-то их при этом расспрашивая. Когда же на него обратили внимание взрослые, молодой человек представился новым инспектором РОНО и попросил весь коллектив садика собраться в зале, где он мог бы рассказать о новых методических разработках в сфере воспитания подрастающего поколения.

Детишки распределились по своим группам и встали вдоль трех стен зала, а у четвертой сгрудились заведующая, музыкальный руководитель, воспитатели, нянечки - в общем, практически весь персонал садика.

Молодой человек поискал глазами Марь Иванну, очень большую и массивную женщину с коровьим выменем вместо груди, подошел к ней и вдруг ни с того ни с сего крепко взял ее за ухо железными пальцами. Марь Иванна вскрикнула. От нее запахло потом и щами, немного вином и очень сильно недошедшими до детишек фруктами.

Молодой человек, вежливо улыбаясь, повел бедную Марь Иванну, держа ее за ухо, по кругу, вдоль всех стен зала, перед всеми ребятишками и взрослыми. Он шел не спеша, размеренно, чтобы всем было видно происходящее поучительное действо, но Марь Иванна все-таки немного отставала от него, тянулась за ним вывернутой головой, нелепо махала руками, роняя с ног растоптанные шлепанцы.

Детишки визжали от восторга. Взрослые остолбенели. Пораженные дикостью этого зрелища, они не могли вымолвить ни слова протеста. Молодой человек вывел Марь Иванну в центр зала и, с силой потянув за распухшее и красное ухо, медленно поставил ее на колени.

– Не надо обижать маленьких детей, - громко и спокойно изложил молодой человек свои новые методические разработки.
– Ведь они вырастут. И станут сильными и жестокими.

Он выпустил ухо, и Марь Иванна брякнулась на ковер. А молодой человек, достав белоснежный платок, легонько вытер им пальцы, вернул его в нагрудный карман пиджака и вышел в коридор, ступая строевым шагом. Там он снял трубку телефона, набрал номер и сказал: "Это первый. Отметь карточку за номером один и доложи Полковнику об исполнении".

Марь Иванна тем временем билась в истерике и призывала милицию.

– Какую тебе милицию?
– резонно возразила заведующая.-

Как ты с ней будешь объясняться? Расскажешь, что детей лупишь, что фрукты их жрешь, что форточки в игровой наискось открываешь, чтобы они простужались и побольше дома сидели? Что своего... в детские спальни водишь? И что тебе за это как дрянной девчонке надрали уши?

– Но это же издевательство, - всхлипывала Марь Иванна.

– Как посмотреть, - мудро рассудила заведующая.
– Надевай, Машка, тапочки и пиши по собственному желанию.

Это была первая услуга обществу, оказанная кооперативом "Справедливость".

И далее он осуществлял свои справедливые акции по тому же принципу, постепенно завоевывая авторитет и признание, расширяя сферу деятельности (от частного к общему), втягивая в нее все здоровые силы общества. И никогда еще жители города не чувствовали себя такими защищенными и полными человеческого достоинства.

Однако вскоре, когда практически вся власть в городе перешла в руки кооператива, спохватились власти областные и приняли соответствующие меры. В результате которых кооператив бесследно рассосался, и городская жизнь вернулась в свою, еще не забытую колею.

Надо будет разыскать этих ветеранов и подключить к нашей работе. Я думаю, большая польза получится.

Но тем не менее с этими проявлениями самосуда нужно кончать. Путь здесь один. Определить, выявить эти тайные силы, организовать, взять под контроль и направить их энергию в нужное русло.

С тем я и обратился к Прохору, поручил ему подготовить соответствующую информацию для печати, а сам - не поленился- выступил по радио с соответствующим обращением. Поблагодарил всех тайных борцов с преступностью, объявил им амнистию и призвал объединить усилия с моими правоохранительными органами. Но предупредил: отныне никакой самодеятельности. Карать буду за нее жестоко. Если раньше ей оправдание было (куда, блин, смотрит милиция?), то теперь вы знаете, куда она смотрит. В том числе и на вас. И очень внимательно...

Путанина с его спутницей взяли на шоссе, недалеко от поворота на Липовку, где у нас был бой за колонну.

Взяли просто и без затей. Девушка дремала на заднем сиденье, журналист задумчиво смотрел на дорогу. На обочину, прямо из кустов, вышел человек в милицейской форме с гаишным жезлом. Путанин послушно затормозил.

"Инспектор" представился, потребовал документы.

– А в чем дело, командир?
– спросил журналист.

– Превышение скорости. Знак видели?

Спорить он не стал, сунул руку во внутренний карман за документами.

– А что это у вас?

– Это газовый. Лицензия в порядке.

– Предъявите. Нет, оружие.

– Пожалуйста. Что вы делаете?
– Это он машинально вскрикнул, когда "инспектор" зашвырнул пистолет в кусты.

– Подвинься, красотка, - услышал он за спиной, обернулся.

Сзади, с обеих дверец, в машину загрузились еще двое, не в форме. "Инспектор" сел рядом с ним.

– Поехали, - скомандовал.

– Куда?
– остолбенело, еще ничего не понимая, спросил Путанин.