Законы выживания

Сысоев Евгений

У Эмилии даже слегка защемило сердце от этой спокойной и уютной картины. Тут ее внимание привлекла фреска, украшающая стену над входом. На ней было изображено трехглазое существо, лысая темно-фиолетовая голова и часть бесформенного тела, как бы выплывали из дымки, вместо нижних конечностей переплеталось огромное количество щупалец. Существо в немом жесте вытягивало перед собой трехпалую кисть. Жуткое изображение так контрастировало с окружением, что Эмилия удивленно повернулась к Эркате, пытаясь понять, не померещилось ли ей. Сумеречная, все это время наблюдавшая за девушкой с довольной улыбкой, сказала:

— Впечатляет, неправда ли?

— Но, что это? — шепотом спросила графиня, вновь поворачиваясь к чудовищу.

— Ридум-Ми, — уже без тени улыбки ответила Эрката, тоже обратив свой взор на фреску.

— Ах, да, божество у эдейцев. Я, правда, не слишком интересовалась их мифологией. Бог… — Эмилия задумалась, вспоминая,

но на помощь пришла Эрката, она загадочно, и, не отрывая взгляда от изображения, заговорила:

— Ридум-Ми — владыка мертвых и хранитель памяти. Эдейцы верили, что он встречает души умерших по ту сторону Врат Смерти, помогает обрести покой и следит, являясь, порой в мир живых, чтобы память о тех, кто ступил на Вечные земли, не утратилась. Три глаза его могут видеть прошлое, будущее и настоящее, а щупальца переносят тысячи душ в Сады Вечного Покоя. Здорово, правда? Этакая мамка для покойников, — весело закончила Эрката, испортив все очарование мифа.

— Да уж, — Эмилия не поддалась на смену тона, она все так же очаровано смотрела на божество. — Надо будет обязательно почитать об этом.

— Ага, — весело покивала сумеречная. — Зайдем?

— Э? О, а разве можно? — Эмилия оставила лошадь у проталины с травкой и поспешила за энергичной Эркатой, стараясь осторожно ступать по пеплу.

Ни мужчина, занятый ритуалом, ни женщина, ухаживающая за деревьями, на незваных гостей никакого внимания не обратили.

Внутри здания царил полумрак, Эмилия только сейчас заметила, что в храме всего два окошка, справа и слева от входной двери, свет давали лишь, скупо расставленные канделябры в виде старых деревьев. Первая маленькая комнатка, что-то вроде приемной, пустовала. Через занавеси-бусы девушки вошли в следующее помещение — молельный зал, видимо. Хотя графиня не знала, молятся ли богу мертвых. Но комната была обставлена так. Две массивные деревянные скамеечки стояли одна за другой напротив алтаря, на котором красовался бюст Ридума-Ми. Над ним, на стене, черно-золотым, была надпись на древнеэдейском: «Благо — живущим. Покой — умершим», а ниже знак, который в храме встречался часто — равнобедренный треугольник с недорисованным основанием и точкой внутри. Еще в комнате стоял круглый журнальный столик, рядом с ним маленький книжный шкаф, а у противоположной стены расположился стеллаж, за стеклами которого были изображения различных деяний Ридума-Ми и его последователей. В дальнем углу укрылась винтовая лестница. Большая же часть комнаты пустовала, что давало ощущение простора и делало помещение больше.

— Здорово! — шепотом сказала Эмилия, восторженно осматривая зал.

— Ага, я тоже обожаю это место!

Графиня вздрогнула от громкого голоса Эркаты, как-то это совсем не соответствовало атмосфере храма. Но священнослужитель, протиравший от пыли немногочисленную мебель, внимания на это не обратил, и Эмилия немного расслабилась. Закончив с осмотром помещения, она, все так же, шепотом спросила у Эркаты:

— А, что ты здесь делала? Ну, тогда, когда тебя нашли сумеречные.

— О-о! Это целая история, — Эрката плюхнулась на скамейку перед алтарем и похлопала ладонью по месту рядом, приглашая Эмилию сесть. — Я, вообще-то, родом из Вольных Земель, хотя все детство провела в Адэ, мой папанька, сбегая от долгов, поселился жить в трущобах Мисурии. Правда, прожил не долго, помер года через два, от какой-то болезни, мне тогда лет семь было. Мама умерла при родах, так что осталась я жить одна-одинешенька, сиротинушка, — Эрката состроила забавную рожицу несчастного человека, тон ее тоже был шутливым. — Ну, и началась тут моя жизнь, полная незабываемых приключений. Бр-р, как вспомню, блевать охота. Это сейчас в Мисурии навели порядок, даже трущобы причесали — не узнать. А тогда — жуть! Послевоенное время, бедность, голод, беспризорность. Мда, романтика… Ну, крутились мы, как могли. Я, да моя подружка — Тали-И, из высокородных, между прочим, все, правда, ее Талькой называли. Попрошайничали, воровали, ох, времечко… — Эрката с грустной улыбкой рассматривала бюст Ридума-Ми. — А через три года один местный воротила, хотя, какой там воротила, так — делец. Таких хлещами называли, не знаю почему. В общем решила эта жирная скотина, что не хрен нам жить за чужой счет, за все платить надо. Мы тогда с Талькой на заброшенной швейной фабрике жили. Райончик как раз делец этот и содержал. Ну, короче, говорит, работать надо. А работа в то время у местных мамзельках, известно какая была. Не согласились мы, трудный разговор начался, — Эрката снова хищно улыбнулась, Эмилия уже знала, так бывает, когда девушка вспоминает что-то неприятное или разборки, в ходе которых восторжествовала справедливость. — В общем, разозлился боров не на шутку и решил прямо тут показать, на Тальке — она посимпатичней была, как наша будущая работа выглядеть будет. Так сказать — посвящение. Ну, я ему вязальную спицу (я ее везде с собой

таскала) в шею до основания и засадила. Ха-ха-ха, пока жирдяй хрипел на полу, жалко суча ногами, а его тупые охранники, оставшиеся за дверью, соображали, что случилось. Мы с Талькой сиганули в окно — и деру. Только вот в трущобах оставаться было нельзя. Несмотря на то, что свинья никому не нравился, да и серьезного положения не занимал, законы к таким как мы, были строгие. До утра мы бы уже не дожили.

Эрката замолчала, думая о чем-то своем. Эмилия заметила, что, делающий уборку священнослужитель, вышел, хотя было видно, что работу он не закончил. Графиня приятно удивилась такой деликатной учтивости.

— Отправились мы с Талькой, осваивать большой мир. Сбежали, в общем, из города. Брели, куда глаза глядят. Через несколько дней дошли до храма, — Эрката обвела глазами помещение. — Тогда здесь служил старик Хаши-Рё. Он был дайа — высший титул храмовников. Эти, — Эрката кивнула в сторону двери, — рийа, что-то вроде учеников. Они дают обет молчания, до тех пор, пока не получат следующий ранг, не помню, как он называется. А Хаши-Рё поболтать, ох, как любил, видимо намолчался в молодости, ха-ха-ха. Добрейший был старикан. Приютил нас на время. Тут у них, за леском, домик, — сумеречная махнула рукой куда-то в сторону. — На территории храма жить нельзя. Колыбель мертвых все-таки. Прожили мы у него несколько недель, по хозяйству помогали, он-то здесь один с учеником жил. После войны с демонами, много, где людей не хватало. И, как-то весной, забрел к нам проездом отряд сумеречных, ну, тогда-то я не знала, что это сумеречные. Любопытно мне стало, пошла посмотреть. У нас редко посетители бывали, а тут трое — двое мужчин и женщина. Ну, я пока за ними наблюдала, подрезала у одного из них стилетик — так безделушка… — заметив изумленный взгляд Эмилии, Эрката рассмеялась и добавила:

— А, что ты думала, подруга, старые привычки так легко не забываются.

Сумеречная с удовольствием потянулась, поморщившись от боли в спине, положила руки за голову и мечтательно продолжила:

— Ребятки очень впечатлялись моей ловкости, кражу-то они не сразу заметили. Если бы не Чайка — старшая в их группе, может, и вообще бы не заметили. Короче говоря, после порции подзатыльников, предложили они мне вступить в орден, а я и согласилась.

— Ты могла не согласиться? — изумилась Эмилия.

— Конечно, — так же удивленно ответила Эрката, потом поняла природу вопроса и, рассмеявшись, добавила:

— Ну, да — очередные мифы о коварных сумеречных. Нет, детей мы не похищаем. Родителям, если они есть, и самим ребятам всегда дается выбор. Делается это, правда, не столько из гуманистических соображений. Просто так потом меньше проблем. Я же говорила тебе, верхушка сумеречных — очень прагматичные люди. Если забирать детей силой, особенно взрослых детей, потом велик риск бунта, нежелание что-то делать, отсутствие преданности и даже — бегство. Вкладываться в такие сомнительные элементы менторы не хотят.

Эрката задумалась, глядя перед собой, лицо ее стало грустным, Эмилия, понаблюдав за напарницей, решилась задать ей вопрос, который ее мучил последнюю пару минут:

— А, что случилось с Талькой? Ее тоже взяли?

— Нет, — судя по грустному голосу, Эмилия угадала с вопросом, Эрката, как раз думала о своей давней подруге. — Предложили, но она отказалась. Испугалась. Мы попрощались и с тех пор больше не виделись. И старика больше нет, он умер пятнадцать лет назад. А место это осталось неизменным, — сумеречная осмотрела зал. — Даже запахи те же. Наверное, потому что смерть всегда одинакова, — добавила она еле слышно.

Эрката встала, подошла к изваянию Ридума-Ми и дала ему легкий щелбан в то место, где должен быть нос. Эмилия в ужасе вскочила и оглянулась: не видел ли кто.

— С тех пор, если есть возможность, я всегда прихожу сюда, — тихо продолжала Эрката. — Показываю, что я никого не забыла. Хотя Талька, может, и жива еще.

Сумеречная минуту постояла молча, глядя на статую, потом повернулась к Эмилии и весело сказала:

— Все, дело сделано, пойдем, — и направилась к выходу.

Графиня вскочила с места, подошла к бюсту и поклонилась, вспоминая маму и папу, друзей, которые погибли во время переворота Астролда. И только после, поспешила за Эркатой.

В приемной, сумеречная остановила рукой Эмилию, выглянула в окошко у двери и мрачно уставилась в пол, сказав еле слышно:

— Проклятье…

Графиня посмотрела в соседнее окно. На улице, в двадцати метрах от храма, полукольцом стояли люди, одиннадцать, нет, двенадцать человек, все при оружии. Сомнений в том, кто это такие быть не могло. Девушкам все же не удалось уйти.

Эрката злобно усмехнулась и заговорила, в голосе звучала непривычная для девушки сталь:

— Делаем так, я беру наемников на себя, ты выбегаешь вместе со мной и бежишь через сад, в лес, если здание окружено, мигом возвращаешься в храм, или ищешь брешь. Я постараюсь оттянуть все внимание на себя.