Закопайте Эльминстера поглубже
Шрифт:
— Это кольцо железной стражи, — объяснила Шторм. — Оно заставит большую часть мечей и других клинков проходить тебя насквозь, не причиняя вреда. Но не слишком–то на него полагайся — любая зачарованная сталь будет ранить тебя, как обычно.
Она подняла руку, чтобы показать Арклету, что носит аналогичное кольцо, и указала на Мирта, а затем на Амарун.
Его возлюбленная взяла Арклета руку в свою, позволяя Эльминстеру устремиться обратно в его разум и связать их с разумом Шторм — тёплым, но печальным, радостным, и всё же обеспокоенным — чтобы Арклет мог понять и увидеть, что
Затем Эльминстер снова отступил, и Арклета окатила волна облегчения.
Разум Шторм представлял для него опасность. Он так легко мог влюбиться в неё и потерять себя в нахлынувшей страсти… но корона и трон, хорошо было знать, когда кто–то говорит тебе правду. Неудивительно, что боевые маги древности так часто применяли выжимку разума к дворянам и ко всем остальным.
— Что теперь? — услышал собственный вопрос Арклет. Поднялся и просвистел мимо лёгкий ночной ветерок, зашуршав листьями в его семейном саду.
— Теперь, парень, — тут же ответил Эльминстер, голос которого по–прежнему звучал чудовищно неуместно из уст его Рун — мы поговорим. Можешь назвать это военным советом. Небольшим и без потасовок, если получится.
— Меня зовут Рорлин Хэндмейн, и я лионар пурпурных драконов, — спокойно, как будто предвидел его, ответил на холодный вопрос офицер. — Мне приказали узнать, что здесь произошло, и предоставить вам любую разумную помощь, сэр Дардулкин. Корону всегда интересуют взрывы и вышедшая из–под контроля магия. Памятуя о вашем статусе и достижениях, старшие боевые маги послали сюда меня, вместо того, чтобы самостоятельно явиться к вам — архимагу, который может не пожелать раскрывать свои профессиональные тайны другим последователям Искусства.
— Благодарю заа вашу — довольно неожиданную — предусмотрительность, — холодно ответил архимаг. — Выслушайте же мой ответ и передайте его остальным соглядатаям Короны, окружившим мой дом, прежде чем уведёте их обратно к пославшим вас магам; довольно могущественное, но мирное заклинание вышло из под контроля, и ничего больше. Я не нуждаюсь и не хочу вашей помощи в подсчёте последовавшего ущерба. Случившееся не касается ни Короны, ни общего благосостояния, и ради вашей собственной безопасности вам лучше будет убраться. Сейчас же.
Он шагнул вперёд, к осыпающемуся краю того, что осталось от стены его особняка, и сверху вниз гневно посмотрел на лионара и трёх сопровождающих его драконов.
Лионар кивнул, поднял руку в салюте, и сухо ответил:
— Ваши слова услышаны. Что же до нашего предложения и нашей бдительности… пожалуйста, волшебник.
Затем Хэндмейн повернулся спиной к Дардулкину и его особняку и зашагал прочь.
Мэншун вынужден был сдержать смешок. Как хорошо сказано, бравый лионар! Он заставил тело Дардулкина повернуться к парившим перед ним терпеливой дугой доспешным ужасам и приказать — громко и бессмысленно, исключительно ради кордона внимательно слушающих драконов — охранять повреждённый особняк и следить, чтобы внутрь не проскользнули нарушители.
Туша созерцателя, в которой он прибыл, была скрыта в одной из верхних комнат, где по–прежнему присутствовала крыша, вместе с терпеливо ждущим меньшим созерцателем, которого он мог использовать для возвращения в лавку Сронтера.
Потянувшись к сознанию двух ближайших ужасов, он послал
Оставив других ужасов защищать стены от крыс, мышей и птиц, которые были достаточно неосторожны, чтобы приблизиться к разрушенному особняку, он повёл тело Дардулкина на экскурсию по его погребам.
К удовольствию Мэншуна, на первых ярусах подвальных помещений обнаружилась одна просторная комната, в которой находилось несколько клеток с массивными железными прутьями — клеток величиной с небольшие хижины. Тощий, болезненного вида грифон был заперт в одной, пол которой был усыпан его перьями, но остальные были пусты, за исключением неприятных на вид груд костей. Хорошо. В эти клетки можно поместить созерцателя — и его собратьев–тиранов, когда он доставит их сюда.
Мэншун возведёт крепкие печати вокруг этого места — защита Дардулкина была жалкой — но ради неизбежных боевых магов, которые наверняка прямо сейчас следили за ним с помощью магии прорицания, он позаботится, чтобы тираны валялись на полу, а не парили в воздухе, и не поднимали своих глазных отростков — чтобы чудовища казались мёртвыми, а не живыми.
Печати были почти бесполезны, являясь, скорее, частью декора, впечатлявшего доверчивых идиотов… что ж, оставалось лишь надеяться, что книги и зачарованные предметы Дардулкина будут хотя бы на десятую долю такими могущественными, какими считал их волшебник. Настало время проверить, что он получил, и есть ли у его последней пешки хоть какая–то новая для Мэншуна, будущего императора Кормира, магия.
Да, этот титул определённо звучал неплохо.
Арклет кивнул.
— Тогда говори.
Эльминстера упрашивать не пришлось.
— Парень, — начал он, — ты слышал от Шторм, кто именно меня сразил: Мэншун.
— Ещё один древний волшебник. Когда–то правил Зентильской твердыней, ездил на драконах, был нехорошим. Так гласят легенды, по крайней мере.
Мирт хмыкнул и кивнул.
— Эти легенды не лгут, — согласился Эл, — и сообщают практически всё, что тебе нужно о нём знать. Теперь выслушай остальное. Мэншунов было уже много. Когда он убит, пробуждается его очередная копия, и приходится убивать его снова. Его Искусство сильно, с его помощью он с лёгкостью подчиняет чужие разумы, превращая людей в своих рабов.
— Ты тоже так можешь, — тихо сказал Арклет.
— Я тоже так могу, да. Но Мэншун… совсем не так разборчив. Там, где я обманываю…
— Манипулируешь.
— Тоже подходящее слово, да. Там, где я манипулирую, он принуждает.
Шторм и Мирт оба кивнули, и Арклет кивнул тоже.
— И?
— Он любит не просто побеждать и подчинять — он живёт ради власти. Зентильская твердыня и её длинные щупальца — буквально дюжины крепостей, от дорожных застав до городов. Не говоря уже о Западных Вратах, Омбралдаре и дальнем Шануте. Он здесь не просто охотится за мной. Устав от Западных Врат, которые не могли оставаться в его власти, беспрестанно вскипая предательствами, вызовами и попытками переворота — десять–двадцать лет он этим наслаждался, но впоследствии начал всё сильнее уставать, когда видел всё те же интриги и неловкие заговоры в четвёртый, в десятый раз — он устремил свой взгляд к более привлекательному трофею. Он здесь, в Сюзейле, чтобы завоевать королевство.