Закрытая информация
Шрифт:
Он видел, как натужно улыбался мэр, отказываясь с ледяной вежливостью:
– Я абстинент, товарищ. Но за угощение, если оно от чистого сердца, благодарю.
– Чего? – несколько растерянно переспросил забулдыга, не понявший незнакомого словечка.
– Абстинент – абсолютный трезвенник, – разъяснил Сапрыкин, брезговавший пить водяру, изготовленную, как ему было известно, из спирта-сырца на городском ликероводочном заводе.
– Разве такие бывают?! – Забулдыга сорвал с головы кепку и швырнул ее себе под ноги. –
Мэр кисло улыбнулся.
– Широкая душа у русского человека! – Фраза предназначалась для скопившейся публики. – Ты, дружище, не нажирайся, как свинья, – назидательно посоветовал он мужику.
Мэр хотел выглядеть отцом города, прощающим выпивохе наглость. Его усы топорщились, и это должно было означать добродушную улыбку. Но приятели алкаша зароптали:
– Лыбится, харя! Из Петькиного стакана водяру хлебать не желает.
– Чего щеришься, козел? Нахапал вместе с Хрунцаловым башлей, а плюешь на народ с высокой башни! Праздники устраиваете! Ничего! Мы под твой домишко мину подложим!
Сапрыкин испуганно оглянулся. Чиновники мэрии испарились, телохранитель как сквозь землю провалился. Его окружала плотная толпа людей с испитыми лицами и налитыми кровью глазами.
– Что кочаном крутишь? Ментов высматриваешь? – надрывался мужчина с комплекцией штангиста-тяжеловеса.
Он пропустил, по-видимому, не одну порцию «русского йогурта».
– Что ты нес с трибуны! – Тяжеловес схватил Сапрыкина за грудки. – Ряху отъел, паразит! – Классовая ненависть фонтанировала из мужика брызгами слюны, летевшими прямо в лицо мэру.
Тот уворачивался, но возражать не отваживался.
А металлическая музыка грохотала над площадью, словно затяжная весенняя гроза.
– Товарищ, успокойтесь… – Бледный как мел, Валерий Александрович схватил мужика за запястье. – Я гарантирую вам пятнадцать суток!.. – потеряв выдержку, по-бабьи взвизгнул он.
Приятели тяжеловеса старались предотвратить конфликт.
– Отстань от него, Паша! Чего ты взбеленился? – уговаривал верзилу мужичок в кепке со сломанным козырьком.
Голова Сапрыкина моталась из стороны в сторону.
– Слушай сюда, сука конторская, – ревел верзила, подогревая себя собственным криком. – Я тебя не выбирал, и клал я на вас всех с прибором! Меня с завода уволили по сокращению, вместо зарплаты кучу резиновых сапог выдали. Что, собаки, резиной питаться заставляете?
– Товарищ Павел, обратитесь в приемную, – блеял Сапрыкин.
– Бля! В приемную! – Тот оторвал Сапрыкина от земли. Ноги мэра, обутые в модные туфли фирмы «Джордан», купленные в магазине на Тверской, болтались в воздухе. – Я его сейчас урою…
Краем уха ополоумевший от страха мэр услышал тихий, спокойный голос:
– Поставь человека на землю!
Скосив глаза, он рассмотрел заступника. Высокий смуглолицый мужчина стоял с правой стороны от дебошира, насмешливо глядя на него.
– Верни его в исходную позицию!
Верзила что-то угрожающе просипел, отпуская Сапрыкина.
Ответом был пушечный удар в самую уязвимую часть лица – подбородок. Но громила устоял на ногах, лишь качнувшись назад, как сосна под порывом ветра.
– Падаль, за кого заступаешься? – Он сжал огромные, размером с голову годовалого ребенка, кулаки.
Рогожин внутренней стороной стопы ударил верзилу по почкам. Серия ударов кулаком обрушилась на пьяницу.
Точно раненый слон, громила опустился на колени, сплевывая кровь, смешанную с тягучей слюной. Уважительно прошепелявил разбитым ртом:
– Выпьем на брудершафт?! Ты, паря, молоток!
– Без вопросов… – бодро ответил Дмитрий, помогая верзиле подняться.
Воспользовавшись братанием дебошира с незнакомцем, Сапрыкин попытался затесаться в толпу. Рогожин остановил его тихим повелительным окликом:
– Куда, господин мэр? Стоять!.. – Вспомнив уроки Ульчи, Рогожин протянул руку, прикоснулся кончиками указательного и большого пальцев к шее Валерия Александровича.
Сапрыкин ощутил, как парализующая волна боли растекается по всему телу и деревенеющие ноги отказываются ему подчиняться. Он навалился на подставленное плечо Рогожина…
А толпа чествовала своих новых героев. Кто-то подавал горячий, истекающий жиром чебурек, кто-то надрывал фольгу крышек водки в пластиковых стаканах.
– Ну, чтобы деньги были! – провозгласил избитый Рогожиным мужик. – Чокнемся?
– Конечно!
Дмитрий ударил стаканом о стакан, стараясь выплеснуть как можно больше пойла из своей посудины. Водка была отвратительной на вкус. Она отдавала жестью и не хотела скатываться по пищеводу в желудок.
– По второй? – предложил верзила, приобняв Рогожина.
– Спасибо, – вежливо отказался Дмитрий. – Мне это тело до дома надо оттранспортировать. Видишь, сомлел, бедолага…
Двигатель «шестьсот пятого» «Пежо» с вставшим на задние лапы львом на решетке радиатора мерно урчал. Дизельный двухлитровый агрегат с турбонаддувом развил предельную для машины этого класса мощность. Стрелка спидометра зашкаливала.
«Пежо» несся по Ленинградскому шоссе, обгоняя попутки. Пост ГАИ, затаившийся на лесной дороге, выходящей на магистраль, не был виден.
Сержант посмотрел на датчик радара:
– Товарищ лейтенант, какой-то жлоб ралли устроил. Валит сто восемьдесят километров.
Офицер, отдыхающий в задрипанном «газике», вдохнул лесной воздух. «Козел» давно подлежал капремонту, в особенности двигатель с изношенными клапанами и стучащими пальцами поршней. При попутном ветре, как шутил экипаж гаишного «газика», если поставить парус, из него можно было выжать максимум восемьдесят километров.