Закрытое небо
Шрифт:
И я наконец поднимаю голову, чтобы взглянуть на него. Он растерян, подавлен, он действительно сожалеет. И я бы, возможно, так остро не реагировала, если бы у меня не было перед глазами примера, как далеко может завести такая вот сигарета. Сначала одна, по знакомству. А потом – бесконечная, за любую цену, даже за собственный дом и здоровье родных.
Он пытается обнять меня, но я не могу – слишком резкий, слишком противный запах.
– Хочу спать, – вру ему.
И под его облегченный выдох захожу в дом. Стараюсь незамеченной пройти мимо
Завтра.
Завтра я еще раз поговорю с Костей на эту тему. А пока…
Я ухожу в комнату, чтобы у нас с ним вообще было это самое «завтра».
Не знаю, как долго я стою у окна. Смотрю на снежинки, на ели, на фонари, которые с радостью освещают настоящий домик из сказки, а чувство такое, что меня забросили в триллер.
Мне жарко, но я не могу даже пошевелиться, не то что сбросить пуховик и снять обувь. Такое ощущение, что сделаю какое-то движение, и все рухнет. И я старательно вытягиваю из памяти все радостные, счастливые моменты, наши мгновения с Костей.
Снова вижу листик на подошве его кроссовок, его улыбку, его затуманенный взгляд, когда он меня целует. Слышу его дыхание, когда мои губы ему отвечают, и мы сплетаемся, кажется, на целую вечность в пьянящем коктейле, который проносится по венам, смешивается с кровью, дурманит сознание, и когда перестаешь понимать, где я, а где он.
«Последнее время я постоянно на взводе, сама понимаешь…» – стучат молоточками по ярким картинкам слова Кости.
Может, он прав? И это моя вина… Три месяца, когда любишь – слишком долго, чтобы не прикасаться, не сгорать в пламени страсти. Другие ведь сгорают… кажется так?
Я слышу, как открывается дверь за спиной, слышу шаги, но не могу обернуться. Нельзя. Ощущение, что этим я все испорчу, не отпускает. Оно сжимает тисками, выкручивает внутренности, испытывает на прочность. Ноги почти не держат, уже не просто жарко, а удушающе душно.
Шаги позади стихают.
Снежинки за окном сметаются с дорожек порывами ветра, а мне хотя бы глоток.
Если он подойдет ближе, и я снова услышу этот одуряющий запах, наверное, задохнусь.
Но проходит какое-то время, туман из сознания чуть рассеивается, и я понимаю, что человек позади меня стоит очень близко, давно в моей личной зоне комфорта, а запаха нет.
Того запаха нет.
Есть другой, с отчетливой ноткой грейпфрута.
Повернуть бы голову, чтобы проверить слепую догадку, но сил нет, все уходит на то, чтобы просто стоять, не вцепившись пальцами в подоконник.
Я даже не дергаюсь, когда на мои плечи ложатся мужские руки. Убеждаю себя, что это не может быть Влад. Просто не может. Не будет же он снимать с меня пуховик, а человек, которого я не вижу, именно это и делает. А потом наклоняется, – я смотрю на его длинные пальцы, – и опускает молнию на моих ботинках, чтобы я могла выбраться из горячего плена.
Заторможено смотрю на часы на запястье, но начинаю
Это не может быть Влад, не может, и все тут…
Бросаю взгляд вниз, чтобы убедиться в своей правоте, чтобы проверить, есть ли на самом деле часы, но мужчина уже поднялся и снова ровно стоит у меня за спиной. Делаю глубокий вдох, и…
Хвоя, бриз и грейпфрут…
Странная тональность, странный контраст, когда впереди тебя снег, а позади беззаботное лето.
– Что ты увидела? – голос мужчины окончательно крошит надежды, что это не старший брат моего любимого человека.
Молчу. Пожимаю плечами.
– Мария, что ты увидела? – повторяет с нажимом.
Пожалуй, от растерянности, как дико звучит мое имя устами этого человека, я нахожу в себе силы еще раз выставить себя дурочкой и отвечаю ему:
– Наверное, то, о чем давно знали все.
Он разворачивает меня, пальцем приподнимает подбородок, всматривается в глаза, и они у меня расширяются, когда я слышу проклятья.
Он понял.
По глазам вижу, что понял, и с ужасом жду еще и его обвинений. Но вместо этого он встряхивает меня за плечи, заставляет вновь посмотреть на себя и говорит:
– Он не подсел. Просто мается дурью.
– Он почти так и сказал. Сказал, что все это из-за того, что…
Я задыхаюсь под пронзительным, понимающим взглядом. Корю себя: нашла с кем развести откровенность.
Но к своему удивлению, не следует ни пинка, ни словесных пощечин. Может, он просто подумал, что я их сегодня не выдержу, а лежачих не бьют? Понятия не имею, что в голове у этого человека.
Он уходит молча, стремительно.
А вскоре, едва я успеваю опуститься в кресло и перевести дыхание, в доме слышатся возмущенные крики. Кто-то проносится мимо комнаты, а кого-то как будто волочат силой.
– Да я ничего не сделал! – узнаю голос Романа. – Я вообще ни при чем!
Так как голос удаляется, его передвижение явно продолжается. Ответа не следует. Потом хлопает дверь, на какое-то время все стихает, а спустя пару минут у соседней комнаты раздаются напряженные голоса.
– Ты специально к нему придрался! – Николя легко узнать, у него очень красивый голос, даже сейчас, хотя в нем отчетливо слышится злость и обида. – Я, может быть, почти влюбился в него, а ты…
– Почти влюбился? – раздается бесстрастный голос Влада. – И сколько этих «почти» уже было?
– Какая тебе разница?! – взрывается Николя. – Или хочешь сказать, что жалеешь?!
Я замираю.
Даже почти не дышу, чтобы не пропустить ответ Влада. Это ведь… Николя ведь сейчас намекает…
Полагаю, то, что следует дальше, разочаровывает не только меня, но и художника. Потому что ответа не следует. Два шага, звук закрываемой двери, и полная тишина.
Я слышу тяжелый вздох уходящего Николя. А спустя доли секунды слышу, как из комнаты быстрым шагом выходит Влад, звук мотора машины подсказывает, что он уезжает.