Залог на любовь
Шрифт:
В своей голове Наум пытался уложить эту информацию. Приучал себя к тому, что его Анютка — уже не его. И никогда ею не была. Но пока что получалось хреново.
Нужный адрес нашелся легко. Таксист попался молчаливый, но знающий свое дело. И вот, через час Наум уже поднимался по лестнице, ведущей в квартиру Шмидта.
На звонок никто не ответил. Пришлось тарабанить кулаком. А потом, спустя пару минут непрерывного стука, дверь распахнулась.
На пороге стоял незнакомец в трусах, сонно тер лицо ладонью и смотрел на Наума.
— Чем могу помочь? — на чистом русском проговорил
— Эдвард Шмидт. Где он? — спокойно произнес Наум, мало ли, вдруг ошибся адресом.
— Эд? Спит он, — удивленно произнес незнакомец.
— Буди его. Дело срочное, — нахмурился Наум и прошел без приглашения вглубь квартиры.
— Эдик? Милый, просыпайся! — ласково заголосил незнакомец. — Здесь к тебе какой-то верзила пришел.
— Шли всех нахрен, сладкий, — донесся недовольный, с трудом узнаваемый голос Шмидта.
А Наум пошел на голос. Оказавшись в спальне, Наум понял, что Эдвард — смертник. Потому что прямо сейчас он готов был не только челюсть ему проломить, но и уничтожить голыми руками.
— Ты ж, гондон недобитый! Там Анна в больнице! Потеряла вашего, мать твою ребенка, а ты здесь трахаешься?! Еще и с кем, блядь, с мужиком?! — рычал Наум так, что стены тряслись.
А гнев уже выплеснулся настолько, что Мартынов ринулся вперед. Схватил недомерка, впечатал кулак под его ребра. И когда тот зашелся кашлем, перевел взгляд на свидетеля милой «беседы».
— Чего вылупился, гнида? Эдя едет жениться на одной замечательной девушке, — шипел Наум, впечатывая свой кулак еще раз. Помнил, что по фейсу бить нельзя. Этому пидору еще фотографироваться на память в образе жениха.
А в голове пронеслась картинка, где Анна — в прелестном платье невесты, улыбается, смеется, танцует. И стало откровенно насрать на то, что Наум в чужой стране, и здесь нет такого влияния Мартыновых, как на родине.
— Эдя не может жениться на девушке. Эдя уже женат на мне! — выкрикнул мужчинка. — Немедленно отпусти его, урод!
— Я урод? Да ты сам тогда кто, чмо?! — рычал Наум, а потом уже обратился к Эдварду. — Она тебя ждет. Понял? Чтобы явился. На коленях приполз. И без этой все гомосятины! Чтобы на руках ее носил. Чтобы любил до гроба. Или пущу пулю в твою башку. Мне уже терять нечего.
Эдвард, кашляя и сплевывая кровь, рассмеялся. Наум и не понял сначала, что Шмидт смеется, а не помирает. А потому слегка напрягся. Мартынов планировал вернуть Анютке мужика, а не убивать его прямо так.
— Придурок ты, приятель, — хрипел Эдвард. — Мы только друзья с Анной. Учились вместе еще в школе. Она как сестренка нам. А ты, скотина, даже не просек, что не было у нее никого. И ребенок твой.
— Не ***ди, сволочь! — зарычал Наум.
— У Анны в универе парень был, после третьего свидания растрепал всем, что она фригидна. И никто не лез к ней. Она училась, а потом поехала работать к вам. А там ты, пацан избалованный, — говорил Эдвард, а рука, удерживающая Шмидта, ослабела, и все события стали складываться по своим местам, словно чертова арифметическая задачка. — Она нам позвонила недавно. Жаловалась, что тошнит. А теперь вот, загремела в больницу. И кто из нас сволочь?
Наум осел на пол. Какой же он осел. Сам, своими руками все уничтожил. Дал волю похоти, а должен был ухаживать за Анюткой красиво, цветы дарить, на свидания водить, покорять, завоевывать…
Прав чертов Шмидт. Сволочь он, Наум Мартынов.
— Раз уж ты сам явился, то сними запрет Эду на въезд, Мартынов. Мы хотим нашу девочку навестить, — с вызовом потребовал друг, ну или «жена» Шмидта.
Науму, как бы сильно не нравились эти почти парни, а он решил, что Анютке не повредит поддержка друзей.
Домой Наум возвращался следующим рейсом. Несмотря на длительный перелет, мужчина не смог уснуть, пусть и дико устал. Потому что в голове и в сердце было тревожно, больно, а вот как бы ни старался Наум уничтожить робкую надежду, она все равно ярким цветком распускалась в душе.
Наум знал, что Анну выписали. Он регулярно общался с врачами, Назар был его основным «осведомителем», да и мама украдкой рассказывала о последних новостях.
Самочувствие Анютки улучшалось. О работе не могло быть и речи. Мартыновы-старшие решили, что девушке лучше будет на семейном острове. Там и климат подходящий и забот никаких.
Наум предполагал, что отец намерено отправляет Анну подальше от него. И не возражал. Потому что понимал: рано ему пока мелькать перед Анюткой. Не заслужил пока таких привилегий.
Прошел месяц с тех пор, как Анна уехала. А жизнь все еще была похожа на хаос. Но, надо признаться, работал Наум еще больше, пытаясь делами компенсировать пустоту.
А потом, когда больше не мог терпеть, когда понимал, что не сможет больше и дня протянуть без того, чтобы не взглянуть в любимые глаза, не прикоснуться к любимой девушке, Наум сбежал из города.
Все как в шпионских фильмах с погоней, тайным пересечением границ и нелегальными самолетами. Наум даже взбодрился немного, пока преодолевал расстояние от дома до семейного острова. А еще знал, что отец вовсю ищет его, бросив все силы на его поиски.
Но было плевать. Главное, он должен был увидеть свою хрупкую, неприступную, но такую страстную Анютку.
Лодка, на которой Наум добирался до конечного пункта назначения, была настоящим корытом. Однако Мартынову повезло, охрана его не заметила. И вот, длительное путешествие завершилось. Наум все еще не верил, что у него получилось, что отец не выловил его на полпути к любимой, чтобы тот не огорчал больше Анну Браун своим присутствием, не рушил ее жизнь и прочее, прочее, прочее. Но да, у Наума все вышло.
Спрыгнув с лодки, Наум торопливо шел по песку. А где-то там, за линией пляжа прятался особняк, где, по его предположениям и сведения «шпионов» Агаты и Назара, находилась Анютка.
В дом Наум пробрался также незаметно. И застыл, глядя на хрупкие плечи и собранные на затылке длинные волосы. Хаотичный пучок, но самый прекрасный из всех, которые существовали в природе.
Анна что-то нарезала огромным ножом, стоя спиной к Науму. И парень прикинул, что сначала нужно аккуратно отобрать смертоносное лезвие из рук девушки, а потом уже говорить. Ведь она пораниться может. А это последнее, чего хотел Мартынов.