Заложница в академии
Шрифт:
Иной-правитель? Даже звучит смешно. Чтобы во главе Траминера встал илунженец или фольетинец?
Хотя на ум приходит королева Бревалана… Она экимка, а правила наравне с мужем. А женщина, в чью честь назвали ВУЗ, правила Аркаимом, хотя сама из Илунга. Но это всё жёны королей — не короли.
— Наша семья покинула Илунг не так давно, — тихо произносит Мелона. Овада кивает. — Но родители не так ощущают это давление, как мы. Они ходят на работу, дружат с соседями, игнорируют Траминерцев. Это мы, дети, варимся в общественном котле…
— Но как же этот ваш “Орден”? Он же зверствует и устраивает
— Так было… ну, если не всегда, то последние лет тридцать. Это игры аристократии. Мы туда не лезем.
— Но это неправильно! Несправедливо и отвратительно! Они убивают, да?
— Не обязательно, — шепчет Лю. — В разные периоды по-разному. Сейчас стало немного хуже. Им надоели Иные… И мэр Хейз метит в правительство, чтобы выдавить из Траминера всю грязь на законодательном уровне. Детишки орденовцев немного… расшалились, — она смущённо краснеет. — Но они не гоняются за Иными каждую ночь. Просто никто не знает точного… графика этих рейдов.
— Зачем им это?
— Есть теория… — начинает Лю.
— Есть теория, что дети не должны отвечать за грехи отцов, — перебивает Нимея. — А если станут отвечать, то урок будет усвоен уже навсегда. Если припугнуть молодняк и не дать ему жизни, то больше вероятность, что новые поколения просто переберутся в другие места, вот Орден и выпускает своих щенков. Пугать. Мы все делаем вид, что это не так, что мы не знаем их имён, но мы знаем. Мы делаем вид, что нас не травят, но нас травят. Делаем вид, что не будет новой гражданской войны, но она будет.
— Когда?
— Когда орденовцы спасут своих щенков от смерти. Тогда они сделают всё, чтобы нас не стало.
— Так бегите, пока не поздно!
— Это наш дом! — восклицает Нимея. — Мы не виноваты, что они думают иначе! Магия магией, здорово, что магия земли хранится в Траминере, но мы такие же люди, как они! И пока Траминер наказывает не нас, а их. Вот они и решили, видимо, что раз умирают их дети, то будут умирать и дети Иных. К чёрту их! Я Траминерка, потому что родилась тут. То что глаза у меня не зелёные, а земля меня не слушается — ничего в сущности не значит! Весь мир это принял, кроме этих чёртовых ослов! Если будет война, я буду бороться за свой дом.
— Я тоже, — шепчет Лю со слезами на глазах.
— И мы… — сёстры сжимают бокалы крепче.
Брайт молчит. Это не её война. Она в ней только инструмент, а держит его проклятый “Орден”.
Глава восемнадцатая. Злость
|ЗЛОСТЬ , и, ж.
Злое, раздражённо-враждебное чувство, настроение.|
В комнате темно, тихо. Девочки уснули сразу же, как их головы коснулись подушек, а Брайт не спится. Она боится, что что-то почувствует, потому что только сегодня до неё дошли все минусы связи с Хейзом. Если он пойдёт на Охоту, вдруг она об этом узнает?
Вдруг ощутит что-то кровожадное и восторженно-злое? Или боль? Или страх? Какие эмоции входят в список допущенных
Боль — да. Он это доказал.
Злость — да. Она это доказала.
Что ещё?
Страх? Радость? Эйфория?
Возбуждение.
Это происходит мгновенно, в одну секунду, будто кто-то поставил отложенный старт, ждал, когда до Брайт дойдёт, что не только Охоты нужно бояться.
Она успевает только закрыть глаза, приняв решение, что нужно уже заснуть и будь, что будет. Но увы, не успевает. Это активируется мгновенно. Накатывает мощная волна ни с чем не сравнимого, чистого возбуждения. Щёки загораются, в лёгких становится тесно и каждый вдох даётся с трудом.
Как?
Что он… делает…
Известно что. Интересно с кем?
Не интересно.
Брайт сжимает виски, стараясь не думать о Рейве Хейзе в таком ключе. Она вообще никогда не думала о таком, к своему стыду. Все кругом говорят о сексе, даже в этой самой комнате тема уже пару раз мелькала.
Нимея совсем не стыдится рассказывать о своей личной жизни, а Лю слишком всем интересуется, как любая Сладкая Вата, ответственная даже в вопросах интимного характера.
Но Брайт — нет.
Нет.
Ей НЕ интересно. Ей НЕ хочется это ощущать.
Она сжимает покрепче ноги и думает о том, насколько это странное неуместное чувство.
Стыд, какой же стыд…
В голове против воли возникает живая, детальная картинка с Рейвом Хейзом. Первое, что она вспоминает — его штормовой дождливый запах, свежий и дразнящий. Потом рост, он высокий. Плечи — они широкие. Руки — сильные. Она отчаянно идеализирует его в своих фантазиях под действием чужого возбуждения и ничего с собой поделать не может.
Даже белая прядь волос, спадающая на лоб, даже зелёные глаза, даже перстень на указательном пальце — всё слишком соблазнительно в непрошенных фантазиях.
— Чёрта с два я сдамся, — шипит она в подушку.
Между ног попадает край одеяла и Брайт с шипением его откидывает, едва ощутив что-то близкое к — шёпотом — удовольствию.
“Ну почему он? Какого чёрта? Почему нельзя чувствовать то, что чувствует он, а представлять при этом того же Энга?”
Ясно почему.
Это его эмоции в её голове, от них никуда не уйти и это чертовски бесит! Это слишком противно и тошнотно, так что Брайт срывается с кровати и идёт в ванную, чтобы остаться наедине с собой, умыться и отдышаться.
Сейчас бы на воздух, на пробежку, а лучше полетать. А ещё лучше поплавать!
Под водой все эмоции трансформируются, перерождаются. Это могло бы помочь, но высунуть нос в комендантский час — страшно.
Брайт начинает колотить что-то сродни лихорадке, и тело просто загорается. Как можно любить все эти чувства и сознательно их хотеть, это же как минимум… больно!
Да! Это действительно зудящая, нудная, противная боль! И если весь смысл только в том, чтобы эту боль устранить, то ради чего столько шума?