Заложница в академии
Шрифт:
Чок-чок-чок.
Ших-ших-ших.
Ящички закрыты, Девочки Шеннен выходят из кабинета, а Рейв смотрит им вслед.
Вот кому не нужны книги по этикету.
— А теперь, мать вашу, я хочу знать, что мой брат делал возле дома Р-1! — в гробовом молчании вопрос Фандера звучит как гром среди ясного неба, и все присутствующие дёргаются, а Рейв закатывает глаза.
— Фан, ну не начинай! — воет Листан, присаживаясь на край его парты. — Тебе что, нужно объяснить на пальцах? Или зарисовку сделать?
Листан
Прето обходит кабинет, хватает с макушки сахарной Лю Пьюран большие очки и цепляет их на нос. Экимка сопротивляется, но Прето щёлкает её по носу, наматывает на шею чей-то серый шарф и принимается рисовать на доске мелом схематичные фигурки мальчика и девочки. Над одной пишет Энграм, над другой Брайт и ставит между жирный плюс.
Рейв встаёт с места и отправляет в картотеку свои графики.
— Закрой кабинет, когда закончишь представление, — он кидает ключи Листану и тот чуть теряется.
— Уходишь?
— Я закончил. Остальные, как я понимаю — тоже. Собрание во вторник. И сотри это дерьмо с доски, когда будешь уходить. То что касается Теран, касается и тебя, не заставляй повторять.
Он разворачивается на каблуках и удаляется.
Листан — придурок, непонятно только перед кем он красуется на этот раз. Вариантов — масса.
Рейву нужно на отработку, но хочется немного проветрить голову. Он останавливается перед панорамными окнами, что выходят на внутренний дворик, и смотрит на студентов, топчущихся перед кофейным ларьком, вытянувших ноги прямо на траве, подставив лица последнему осеннему солнцу.
Девочки Шеннен сидят на пледе, чинно сложив ножки, и безэмоционально что-то обсуждают.
Рейв не видел Брайт Масон с самого утра, а Шеннен Блан крутилась рядом последние несколько часов.
“Шеннен Блан!” — произносит он про себя, отстукивая пульс по стеклу костяшкой указательного пальца. Тук-тук-тук. Шен-нен-бла-н.
“Брайт Масон” — не выходит отстучать.
Тук-туктук-тук-тук-туктуктук.
“Значит вот оно что…” — усмехается он, обращаясь к глупому сердцу.
“Нельзя. Ты же знаешь. Это худшая твоя идея. Ты — охотник. Она — … даже не жертва. Она заложница-смертница. Вам двоим ничего никогда не светит даже в самой фантастической теории. Если война, которая грядёт совсем скоро, закончится победой Ордена — ты станешь первым после главного, и Брайт Масон принесут в жертву раньше, чем ты подумаешь, что хотел бы коснуться её руки. Если Орден проиграет… ты станешь изгнанником хуже прокажённого и сгниёшь в тюрьме вместе со своей семьёй. Она должна отсюда выбраться живой, верно?”
Пальцы сжимаются.
В груди разливается счастье — её счастье, Рейв оборачивается, будто девчонка стоит за его спиной, но там никого нет.
Она где-то далеко и счастлива. От этой мысли всё внутри сводит, будто Рейв хлебнул кислоты, даже челюсти сами собой сжимаются.
“Хорошо
Он отталкивается от пола носками и лёгкой походкой идёт в сторону библиотеки, на миг замерев, прежде чем сжать ручку.
Глава двадцать третья. Опьянение
|ОПЬЯНЕНИЕ , -ия, мн. нет, ср.
1. Состояние пьянеющего или опьяневшего. |
Картина чертовски умилительная. Пьяненькая Масон сидит на грязном полу, рядом пьяненький Энграм Хардин. Они слушают рок-н-ролл самого паршивого сорта. В уголке ворчат книги по этикету, в воздухе носится пара музыкальных справочников, выпуская снопы разноцветных искр.
Брайт Масон хохочет и хрипло подпевает. Не по-сиреньи, обычно, как пела бы любая другая девчонка. Энграм Хардин смотрит на неё щенячье-влюблённо и тоже пытается подпевать, но или не знает слов, или слишком пьян, или слишком свихнулся на сидящей рядом девчонке.
Эти двое смотрятся со стороны практически поэтично. Он восхищён ей, она восхищена музыкой.
Она счастлива, в груди Рейва неистово печёт её невероятное умиротворение. Он даже наслаждается её музыкой, будто сам настраивал приёмник.
Вид влюблённого Хардина вызывает противоречивые чувства и пугает то, что есть там что-то от банального облегчения. Он рад, что Энг, возможно, спасёт Масон, не позволит наломать дров, может, даже избавит от чар Фаима.
Но Рейв бы отдал очень-очень многое, чтобы, ни о чём не думая, вот так же сидеть сейчас рядом с Брайт Масон и пить вино.
Эта мечта настолько желанна, что разъедает вены, кожу жжёт.
Выбросить Хардина и занять его место.
Да с чего бы? Ну что принципиально изменилось? Она — просто дикая необычная картинка, которой не место в его жизни. Блаж. Это интерес, возникший из-за чар, её дерзости, сопротивления и одного сорванного на самом интересном месте секса. Масон теперь просто связана в его голове с мыслью о недотрахе, какая досада. Пройдёт!
Трек сменяется, а Масон хватается за сердце.
— Громче! Гром-че! — вопит она, вскакивает на ноги. — Это моя любимая песня!
— Ты говорила так про каждую, — хохочет Энграм.
Теперь он что-то знает о Масон. А если Рейв что-то узнает, его будет уже не спасти. Ему чертовски интересно, но это что-то запрещённое, не для его ушей и глаз. Масон должна оставаться для него пустой болотной книгой.