Заложники
Шрифт:
— У вас есть связь с комдивом? — спросил у Пажина Азат.
— Есть, — ответил Пажин и утвердительно кивнул головой.
— Доложите это всё подробно командиру дивизии. Скажите, что я доложу моему начальству. И еще, отметьте у себя на карте, — Азат и Пажин развернули карты. — Гора Тиргаран, в этих пещерах находятся заложники. Направьте туда БТРы, а я сейчас полечу туда вертолётом и постараюсь их освободить.
Пажин связался с комдивом. Доложил командиру дивизии о потерях и обо всех проделках Дубова.
Глава 18
В
— Кушнер вам звонит, — услышал он голос телефонистки, — будете говорить?
— Да, — сказал генерал.
— Здравствуй, Ашот Натанович, — услышал Тергрисян голос Кушнера.
— Здравствуй, Степан Никифорович, что хотел, — с кавказским акцентом ответил Тергрисян.
— У нас неприятности, — сказал Кушнер.
— Так у нас или у тебя.
— Мне кажется у нас. Дубов нас подставил.
— То, что он ввязался серьезно в бой с душманами, я уже знаю. Начальник штаба дивизии мне доложил. Вертолёты послал, чтобы крепость бомбили.
— Вертолеты по нашему батальону ударили, Ашот Натанович.
— Много погибших?
— Сейчас подсчитывают, но судя по предварительным докладам, пол батальона.
— Твою мать! Как могло так получится? Кэгэбешники ж корректировщика дали, заверили нас, что он знает крепость как свою квартиру.
— Не знаю, как оно получилось. Так, наверное, и корректировал, но это ещё не всё. С Дубовым надо разбираться.
— Докладывай, что там ещё.
По мере доклада Кушнера о проделках Дубова лысина Тергрисяна краснела и скоро стала похожа на раскалённый кусок железа. Он достал платок и стал вытирать появившиеся на ней капельки пота.
— Слушай, Стёпа, мне кажется, что нашей карьере пришёл конец. Ты найди этого безобразника и намекни ему, что он пошёл на крепость по собственной инициативе. Меня в это дело, пожалуйста, не вмешивай. Кто об этом знает?
— Начальник штаба полка подполковник Пажин.
— Скажи ему, пусть прикусит язык и помалкивает.
— С ним то, как раз проблемы не будет. Об этом знает афганец, тот, что вертолёты на крепость наводил. Грозился, что завтра об этом доложит своему начальству. Узнают офицеры КГБ и сразу поспешат в Москву доложить. Сам понимаешь, им надо на кого — то всю вину свалить.
— Так, — Тергрисян задумался. — Ты с ним сам разговаривал?
— Нет, с ним Пажин только что говорил. Это он попросил Пажина мне доложить о проделках Дубова.
— А где сейчас этот «Сусанин»? Я смогу с ним связаться и переговорить?
— Пажин сказал, что в воздухе. Только что вертолет поднялся.
— Хорошо, разбирайся во всём досконально, и мне потом доложишь.
Тергрисян вызвал к себе в кабинет начальника авиации армии. Высокий полковник тут же появился перед начальником штаба армии.
— Вы знаете, товарищ полковник, что вертолёты по
— Так точно, — ответил начальник авиации армии, — я туда направил вертолёты для эвакуации раненых.
— Почему мне ничего не доложили? Офицеры КГБ посадили в вертолёт афганца — корректировщика. Как так могло получиться, что вертолёты ударили по своим? Ты знаешь, полковник, что за это надо кого — то судить!
Начальник авиации молчал. Он знал, что вертолёт нанёс удар по крепости без корректировки, и на это дал разрешение он. Но взять на себя эту вину у него не хватило сил. Он склонил свою чёрную кудрявую голову, на которой уже кое — где появлялись седина.
— Нужно разобраться, — сказал генерал, — может этот душман специально на наш батальон навёл.
У полковника затеплилась надежда. Можно уйти от ответственности и перекинуть вину на афганца.
— Ты подумай, полковник, — Тергрисян прищуренным взглядом посмотрел начальнику авиации в лицо, — что тебе лучше: к прокурору идти или оставаться при должности. Выбросите этого «Сусанина» из вертолёта. Будут интересоваться, как это произошло — сам выпал. Смотрел вниз и выпал. С мертвых спросу нет. А потом, кто за этого афганца будет спрашивать? На него всё и вали. Понял?
Полковник кивнул кудрявой головой и побежал выполнять преступный приказ. Он вышел на связь с экипажем вертолёта и отдал им приказ.
Лётчики, в отличие от полковника, ещё имели головы на плечах и передали это представителю КГБ, который дежурил на КП авиации. Об этом тут же стало известно Ромашову. Он в это время находился в кабинете начальника особого отдела сороковой армии. Вместе с ним они заспешили в кабинет начальника авиации.
— Евгений Тихонович, — сказал с порога начальник особого отдела, — ты, что захотел из Афганистана в наручниках уехать?
Начальник авиации сразу понял, о чём идет речь. Он взглянул вначале на полковника, затем на Ромашова и подумал, что его пришли арестовывать. Его лицо побледнело, и теперь голова с сединами на фоне этой белизны казалась ещё черней.
— Это не я, — запинаясь, сказал полковник, — мне приказал начальник штаба.
— Сейчас же передайте экипажу об отмене приказа, — сказал начальник особого отдела.
— Я не виноват, это он приказал, — продолжал лепетать полковник, хватаясь за трубку телефона.
Ромашов тут же выскочил из кабинета и направился к Тергрисяну.
— Товарищ генерал! — молвил Ромашов, переступив порог кабинета, — немедленно отмените ваш преступный приказ.
— Какой приказ?
— Вы знаете, какой — приказ сбросить корректировщика из вертолёта.
— Кто ты такой, чтобы здесь командовать! — повысил голос генерал, — ты знаешь, что по вине этого афганца погибли наши солдаты.
— Я полковник КГБ, — сказал Ромашов.
— Нэ вижу! Передо мной гражданский чэловэк.