Заложники

Пэтчетт Энн

– Иоахим Месснер, – представился человек, протягивая руку. – Я работаю в Международном Красном Кресте. – Он говорил по-французски и, когда вице-президент растерянно замигал в ответ, повторил фразу на посредственном испанском.

От него веяло таким спокойствием, словно он даже не подозревал о царящем вокруг хаосе (словно он зашел в воскресенье для сбора обычных пожертвований). Красный Крест постоянно действовал в этой стране и помогал жертвам землетрясений и наводнений, и сам вице-президент Иглесиас посылал его представителей для определения суммы ущерба. Рубен Иглесиас пожал руку гостю, а потом жестом попросил его подождать.

– Красный Крест, – произнес он, повернув голову в сторону стоящих за спиной террористов.

И снова между тремя командирами произошло совещание, на котором было решено, что этого посетителя можно впустить.

– Вы уверены, что хотите войти внутрь? – спросил вице-президент человека по-английски. Его английский был тоже не ахти, примерно таким же, как испанский миссионера. – Они не пообещали, что выпустят вас отсюда.

– Они выпустят меня, – сказал человек и шагнул внутрь. – Их проблема в том, что у них слишком много заложников. Гораздо больше, чем им надо. – Он окинул взглядом террористов, а затем снова обернулся к вице-президенту: – Ваше лицо в очень плачевном состоянии.

Рубен Иглесиас пожал плечами, как бы говоря, что относится ко всему философски, но Месснер решил, что тот его просто не понял.

– Я говорю по-английски, по-французски, по-немецки и по-итальянски, – сказал он по-английски. – Я швейцарец. По-испански я говорю чуть-чуть. – С помощью большого и указательного пальцев он показал это «чуть-чуть». – Вообще-то здесь не мой регион. Представляете, я приехал сюда в отпуск. Я в восторге от ваших древностей. Я здесь как турист, а они призвали меня на работу. – Иоахим Месснер действительно казался в данной ситуации совершенно неуместным и скорей походил на соседа, который зашел, чтобы занять несколько яиц… но заболтался. – Я бы привез с собой переводчика, если бы знал, что мне придется работать с испанским языком. Там у меня один есть.

Вице-президент кивнул, однако, по правде сказать, половины сказанного не уловил. По-английски он понимал, но только при условии, что слова произносятся четко и раздельно, а в голову ему не смотрит автоматное дуло. Он вспомнил, что переводчики на приеме должны быть. Но даже если их тут и нет, все равно лучше сказать об этом командиру.

– Нужен переводчик, – сказал он.

– Переводчик, – повторил командир Бенхамин и оглядел лежавших, припоминая, что сегодня ночью уже шла речь о переводчиках. – Переводчик?

Гэн, который был весьма услужливым, но отнюдь не героическим по натуре человеком, минуту лежал, не шевелясь и вспоминая упиравшееся в его грудь автоматное дуло. Но молчать было бесполезно: рано или поздно все равно выяснится, что он переводчик.

– Вы не возражаете? – прошептал он господину Осокаве.

– Валяй, – ответил тот и тронул Гэна за плечо.

Гэн Ватанабе пролежал еще мгновение, а затем поднял вверх дрожащую руку.

Командир Альфредо велел ему подняться. Гэн, как и большинство мужчин, лежал разувшись и теперь принялся натягивать на ноги ботинки, но Альфредо был нетерпелив. Гэн прошествовал между гостей в одних носках. Он находил, что перешагивать через людей грубо, и поэтому извинялся на разных языках: «Perdon, perdonake, pardon me».

– Иоахим Месснер, – сказал человек из Красного Креста и пожал Гэну руку. – Вы что предпочитаете: английский, французский?

Гэн жестом дал понять, что это ему безразлично.

– Тогда французский, если вам все равно. Вы в порядке? – Месснер спрашивал по-французски. В его лице причудливым образом сочетались цвета: ярко-голубые глаза, белоснежная кожа, раскрасневшиеся от солнца щеки, ярко-красные губы и кукурузно-желтые волосы.

«Примитивные цвета», – подумал Гэн.

– Мы в порядке.

– С вами дурно обращались?

– По-испански! – приказал командир Альфредо.

Гэн перевел на испанский, а затем, скосив глаза на вице-президента, повторил, что у них все хорошо. По вице-президенту никак нельзя было сказать, что он в порядке.

– Скажите им, что я могу выполнять роль переговорщика. – Месснер немного подумал и сам произнес эту же фразу по-испански. Потом улыбнулся Гэну и сказал по-французски: – Лучше мне не пробовать. Я скажу что-нибудь неправильно, и мы все вляпаемся в ужасные неприятности.

– По-испански! – снова приказал Альфредо.

– Он говорит, что ему трудно говорить по-испански.

Альфредо кивнул.

– Разумеется, мы желаем безусловного освобождения всех заложников, целых и невредимых. Для начала вы выпустите случайных лиц. – Месснер оглядел пол, усеянный хорошо одетыми людьми, официантами в белых пиджаках, в едином порыве повернувшимися к нему. Это зрелище казалось каким-то нереальным. – Здесь слишком много народа. А у вас наверняка кончается еда, а уж к вечеру точно кончится. Вам совершенно не нужно такое количество людей. Я предлагаю вам освободить женщин, персонал, больных и тех, без кого вы можете обойтись. Начнем с этого.

– А что в обмен? – спросил командир.

– В обмен – еда, подушки, одеяла, сигареты. Что вам нужно?

– У нас есть требования.

Месснер кивнул. Он был серьезен и вместе с тем нетерпелив, как будто подобные диалоги ему приходится вести каждое утро перед завтраком или все дни рождения заканчиваются подобными заварушками.

– Я не сомневаюсь, что они у вас есть, и не сомневаюсь, что они будут услышаны. Но я говорю о том… – Он обвел рукой помещение, показывая, что имеет в виду лежащих на полу людей. – Я говорю о том, что такое количество людей держать бесполезно. Освободите тех, кто вам не нужен, и это будет воспринято как жест доброй воли. Вы уже и так показали себя разумными людьми.

– А кто это считает нас разумными? – спросил командир Бенхамин Гэна, который все перевел.

– Вы уже двенадцать часов держите здесь людей, и никто из них не умер. Ведь правда, никто не умер? – спросил Месснер Гэна. Тот кивнул и перевел первую фразу. – По моим понятиям, это значит, что вы вменяемы.

– Скажите, чтоб они прислали сюда президента Масуду. Мы пришли сюда за президентом, и в обмен на него мы отпустим всех. – Командир экспансивно обвел рукой комнату. – Посмотрите на этих людей! Я даже не знаю, сколько их тут всего! Двести? А может, больше? Попробуйте сказать, что один человек в обмен на двести – это неразумно!